От голубого к черному

— Что мы здесь делаем? — сказала она девушке в плоском берете. — На хрена нужны эти празднования? Это же просто потребительское дерьмо… — она нетрезво помахала рукой в сторону кухни… — вся эта чушь, стиль жизни, поддержание буржуазии, в то время как давление нарастает. Что знают эти педики о женщинах? Они прославляют эту дерьмовую культуру: мужчины — герои, женщины — аксессуары… Я не могу работать, я не могу выходить по ночам, я даже не могу просто пройти по улице, не услышав оскорблений. А этим ублюдкам наплевать. — Ей никак не удавалось прикурить сигарету, пальцы слишком дрожали.

В гостиной Доминик разговаривал с недавно получившим диплом психотерапевтом по имени Гэри — возможно, единственным из присутствующих здесь, кому Доминик еще не рассказывал о своей личной жизни. Гэри спросил меня, как дела у группы, я рассказал ему об альбоме и о том, как после ощущения подавленности поначалу процесс записи стал пугающе возбуждающим. Доминик перестал грызть крендельки и высказался:

— Ты как-то сказал, что Карлу не нравится гей-тусовка. Это потому, что она не соответствует его имиджу рок-музыканта?

Этот удар был нацелен на Гэри, который дернулся и сказал:

— Не думаю, что эта роль имеет значение. Каждому парню хочется играть в рок-группе.

— Ну, мне не хочется, — игриво заявил Доминик. — Я бы хотел быть по-настоящему великим, великим композитором, как Стивен Сондхайм [42]…

— Или Эндрю Ллойд Уэббер [43]? — сказал Гэри.

— Ну, наверно, он тоже ничего. Иначе бы Элейн Пейдж [44] не стала записывать его песни.

В кухне Салли и ее обереченная приятельница над пачкой «Мальборо» продолжали жаловаться друг другу на жизнь, перечисляя друг другу нанесенные им обиды. Их гнев достиг такой стадии, что лучше было к ним не подходить. Я подумал о выборах. Что феминистки, что социалисты жили в пространстве, сузившемся после поражения. Большинство из них пытались жить дальше и дожидаться своего шанса. Но другие предпочитали задохнуться, лишь бы не дышать испорченным воздухом. Так что они боролись против всего вокруг, принимая боль как свидетельство борьбы. Кризис заморозил их жизнь. Я понимал это умом, но не мог прочувствовать.

Карл куда-то подевался. Я нашел его в спальне, где тусовались несколько человек. Кровать была завалена пальто. Карл и один из бывших дружков Доминика прикончили бутылку водки и принялись за пиво. Здесь уже создалась своя структура, и я не был в нее включен. Бывший Доминика выглядел лет на сорок, но он был высокого роста и хорошо сложен. Не во вкусе Карла, понадеялся я. У вина был слегка химический букет. Шато де Хрень с добавлением антифриза. Разбивает лед на куски. Я направился в туалет, под дверью которого нетерпеливо ждали с полдюжины человек.

— Марк там с телепродюсером из Ноттингема, — объяснил Стив. — Уже двадцать минут. Похоже, они там уже монтируют фильм.

Время шло. Я обнаружил еще одну комнату, где люди танцевали, альбом Erasure [45], доносившийся из колонок, сотрясал голый пол. Красная лампочка тускло светила сквозь китайский бумажный абажур, точно кровавая луна. Карл стоял у стены, присосавшись к бутылке «Будвайзера». Я вытащил его из угла, и мы принялись неуклюже танцевать вместе в окружении движущихся теней. Я чувствовал запах водки в его дыхании. Его темный рот прижался к моему, затем он поцеловал меня в шею, глубоко, его зубы впились в кожу. Он отступил и улыбнулся мне. Я знал, о чем он думает. Ему очень не нравилась эта вечеринка, но где еще мы могли бы вот так танцевать вместе. Его депрессия усиливалась.

Мы раздобыли еще алкоголя и устроились в углу спальни.

— Эти типы совершенно ебнутые, — прошептал он мне. — Маленькие принцы с альбомами Бетт Мидлер [46], ванными, полными косметики и маленькими, ничтожными карьерками. В них столько дерьма, что начни кого-нибудь из них трахать, он тут же изменит форму. Кроме этого Уильяма, того высокого парня. В нем даже дерьма нет, он просто пустой.

Я уже собирался спросить его, о чем это он, но тут я услышал звон разбитого стекла и вопли из соседней комнаты. Что-то с глухим стуком ударилось об стену. Затем донесся голос Салли: «Доминик! Помоги мне!» Груда пальто на кровати поднялась, точно болотное чудище, из-под нее выполз растрепанный Доминик и еще какой-то парень. Я прочел по губам слово «блядь» на бледном лице Доминика.

В кухне осколки разбитых стаканов рассыпались, точно драгоценности, по бледно-голубому линолеуму. Двое парней держали Салли за руки, а она вырывалась, пытаясь дотянуться до какого-то парня, вжавшегося в стену, это был Гэри.

— Ебаная женоненавистническая свинья, — орала она на него. — Так боишься женщин, что тебе приходится трахаться с мальчиками.

Гэри тряс головой, онемев от злости. В комнату влетел Стив, стекло хрустело у него под ногами.

— Пошли, — сказал он ей, — тебе пора уходить.

Салли вырвалась из рук, удерживавших ее, и Стив схватил ее за левую руку обеими руками. Ее черная шаль болталась, точно порванная паутина. Я в растерянности вышел вслед за ними в коридор.