От голубого к черному

Открытая дверь фургона напомнила мне о фильме, где люди выходят из поезда, а вокруг ничего нет. Только бледная полоска лунного света, точно рукав, пробивалась сквозь облака у нас над головой. Я думал, что увижу очертания холмов вдалеке, но не смог разглядеть даже соседние фургоны, не видно было и стены, огораживающей поле. Земля под ногами была мягкой и липкой. Карл включил фонарь, осветив несколько ярдов грязной травы. Мы прошли до стены и вышли на пустынную дорогу. Впереди виднелись темные силуэты деревьев, мерцала Полярная звезда. Мой странный сосед в Мозли как-то сказал мне, что это НЛО.

Мы шли вперед, прокладывая маршрут отчасти с помощью электричества, отчасти наугад. Хотя я едва мог видеть его, я чувствовал напряжение Карла по тому, как он осторожно ступал и держал фонарик.

— Я был здесь прошлой ночью, — сказал он. — Бродил несколько часов. Луна была такая яркая. Я чувствовал себя последним человеком на Земле.

— Вот почему ты чувствуешь себя здесь в безопасности? — мне показалось, что я начал понимать.

Карл сжал мою руку, его рука была напряженной и жесткой.

— У меня всегда было ощущение, что Дин когда-нибудь найдет меня, — тихо сказал он. — Возможно, он никогда и не терял меня из виду и преследовал меня все эти годы. Ждал, что я чего-то достигну, кем-то стану. И тогда он вернется и начнет все сначала. Вот настоящая причина, почему я здесь. Он рассчитывает найти меня в Черной стране или в Ирландии, но не здесь, здесь можно спрятаться.

Мое терпение лопнуло.

— Великолепно. Отличная идея, Карл. Забудь «Треугольник», забудь жену и дочь, забудь все. Лучше всего спрятаться тут, в фургоне, засунув голову себе в задницу и ковыряя шрамы, оставленные чьим-то членом пятнадцать лет назад. Что это? Думаю, медицинская ошибка. Твой доктор решил, что ты страдаешь от депрессии. Но это не так. Ты страдаешь, потому что ты ебаный свихнувшийся психопат-лунатик. — Я перевел дыхание. Карл ничего не сказал. — Ничего удивительного в том, что ты убедил себя, что у тебя ВИЧ. Ты считаешь, что после того как тебя поимели в задницу, должен наступить конец света.

Карл остановился и выключил фонарик. В бледном свете луны его лицо казалось лишенным всякого выражения. Я подумал, не зашел ли я слишком далеко. Слова вырвались из меня непроизвольно, подогретые водкой. Он развернулся и направился к фургону. Я пошел следом, слишком пьяный и уставший, чтобы догнать его. Луну закрыли тучи, я едва видел очертания его головы. Внезапно у меня возникло безумное чувство, что мы поменялись местами, и он преследует меня. Возле стены я остановился пописать. Когда я обернулся, Карл исчез. Мне пришлось нащупывать дорогу мимо машины к неосвещенному фургону, я постучал в дверь и лишь потом понял, что Карл стоит снаружи возле окна.

— Зачем ты это сделал? — спросил я.

Ответа не последовало. Карл открыл дверь и отдернул занавеску. Фонарик высветил отдельные фотографии. Я заметил, что бутылка водки опустела.

— Если ты не хочешь говорить, нам лучше лечь спать, — сказал я.

Карл выключил газовую горелку, сложил стол и расстелил на полу несколько одеял. Я тронул его за руку.

— Так ты поедешь со мной завтра или нет?

— Хорошо, — сказал он. — Я поеду с тобой и мы запишем альбом. Теперь ты счастлив? — его голос звучал устало и вместе с тем в нем слышалось какое-то облегчение.

Во рту у меня пересохло от водки, но от воды меня могло начать тошнить. Мы разделись до белья и легли вместе, замотавшись в кучу одеял. Кажется, мы целовались, но не пытались заняться любовью.

Ночью я проснулся на несколько минут. Мне что-то приснилось, но я не мог вспомнить что. Лунный свет светил сквозь сетчатую занавеску и узкое стеклянное оконце в крыше. Я слышал ровное дыхание Карла, чувствовал его тепло рядом, но не мог разглядеть его лица. Я не видел ничего, похожего на Карла.

Когда я снова проснулся, снаружи было уже светло. Дождь царапал по крыше фургона, точно игла по пластинке. Рядом со мной никого не было. Горелка все еще была выключена, мое дыхание собиралось в маленькое облачко на головой. Карл был где-то за занавеской. Я встал, завернувшись в грязное зеленое одеяло. Свет, пробивающийся сквозь сетчатую занавеску, высветил что-то тускло-красное: что-то на столе. Карл вытащил пленку из кассеты и размотал ее по деревянной поверхности, она походила на засохшую кровь на рукаве. Что-то скрипнуло у меня под ногами. Пол вокруг стола тоже был устлан пленкой.

— Карл!

Ответа не было. Я натянул одежду, она показалась мне жесткой и тесной, точно ее только что выстирали. За занавеской его не было. Я отпер металлическую дверь, ветер задувал мне в лицо крошечные, колючие капельки дождя и запах овечьего дерьма. Пленки были разбросаны и по кирпичам, поддерживающим фургон. Коричневые ленты развевались по ветру, выкрикивая послания, которые невозможно разобрать. Вдалеке овцы паслись на чернеющем поле. Ни одной человеческой фигуры в пределах видимости. От холодного воздуха у меня внезапно начались болезненные колики; следующие десять минут я провел, сидя на биохимическом туалете, смешивая свое дерьмо с дерьмом Карла.