От «Града обреченного» до «Бессильных мира сего»: черновики, рукописи, варианты

— Но как все это оставить! Безнаказанно. Зверь, негодяй…

— Садитесь в машину, я сверну палатку… Тогда я вышел из тени и пошел прямо к ним.

— В чем дело? — спросил я, стараясь говорить спокойно. Они уставились на меня — оба рослые, плечистые, в хороших темных костюмах с галстуком. Один был обрит наголо, у другого на голове была соломенная шляпа.

— Это не тот, — сказал бритый.

— Его счастье…

— Поспокойнее, — посоветовал бритый и, повернувшись ко мне спиной, направился к палатке.

— Кто вы такие? — спросил я. Это вышло не сердито, как мне хотелось, а испуганно.

— Мы его друзья, — сказал человек в шляпе. Он некоторое время смотрел на меня, а потом принялся застегивать заднюю стенку автомобиля.

— А он кто такой? Человек в шляпе сказал:

— Вам все равно ничем не помочь. — Он кончил застегивать и вытер руки платком. — Я хочу сказать: вы ничем не поможете. И никто не поможет. А вашего приятеля…

— Эй-эй! — предостерегающе крикнул бритый. Он ловко собирал палатку. — Перестаньте болтать, Володя…

— Но я не могу, — сказал человек в шляпе. — Если бы я даже сейчас пошел и вышиб ему мозги…

— Прекратите!

Человек в шляпе замолчал и, опустив голову, забрался в машину.

— Зверь, — сказал он отчетливо. — Дважды зверь. И зверем останется.

Бритый собрал палатку, свернул ее и бросил в машину.

— Вам лучше молчать об этом, — сказал он мне. — Вы ни в чем не виноваты и вам лучше молчать…

— Предъявите документы, — сказал я хрипло. Он внимательно посмотрел на меня.

— Это ни к чему. Мы больше никогда не встретимся.

— Не бойтесь, мы не шпионы, — сказал из машины второй. — Мы просто очень несчастные люди…

Бритый сел за руль и завел мотор. Я не мог его удержать. Да и не был он похож на бандита. Лицо у него было худое и печальное.

Машина рванулась с места, сделала круг около нашей палатки и покатилась под гору по наезженной дорожке в траве.

В голове у меня была каша, но я чувствовал облегчение. Мне казалось, что все кончилось. Я подошел к тому месту, где стояла белая палатка и постоял там немножко. Трава была немножко примята и из нее торчал тот самый кол, который мы увидели, когда впервые приехали сюда и решили тут остановиться.

Потом я вернулся в свою палатку и только тут сообразил, что все время был один. Костя так и не вышел. Он лежал забравшись в спальный мешок и старательно дышал.

— Уехали, — сказал я садясь на свою койку. — Свернули палатку, забрали покойника и уехали… Можешь не притворяться…

Костя открыл глаза и сказал:

— Холодно что-то. Дай-ка я разведу примус.

Он быстро развел примус и мы долго сидели молча, курили и смотрели, как скачут голубые язычки огня.

— Темное дело, — сказал наконец Костя. — Ты меня извини, если сердишься, а только кому охота ввязываться. Тебе-то все равно, ты начальник, а меня затаскают по судам. Знаю я это дело.

А я все старался понять, что произошло.

Второй описанный эпизод кавказской экспедиции БНа более документален:

Сего июля 1-го дня года 1960 от рождества Г. Н. И. X. начну дневник, памятуя, что мысль изреченна есть ложь, но мысль, забвению преданная, яхонту подобна, в сельский клозет упавшему. Не возьму на себя смелость обещать, что записи эти полны будут и пения достойны, но в меру сил своих слабых и невоеннообязанного зрения (без очков мир в виде туманной пелены зрю) тщусь и тщиться буду рецепторы свои втуне не оставлять, но осязать, обонять и прочее от Вселенной и мысли, каковые взблеснут, сюда заносить, к наблюдениям относящиеся.

И надеюсь решить здесь в добровольной ссылке, оплачиваемой из расчета сто плюс сто двадцать процентов, многие насущные вопросы, как-то: что есть человек? что есть смысл его жизни? что есть жизнь его? где же корень? и другие.

Я лежу на кровати в трусах, в носках и в берете. Одеяло на кровати гостиничное, шерстистое, грубоволосое. Оно ест меня за ноги и впивается в подмышку, когда я опираюсь локтем. Сзади в чисто-вымытое окно сильно греет солнце. Лежа писать неудобно. Кроме того лежать — колко и жарко, но стол занят. На нем лежат сегодняшние газеты, вчерашние полбатона и позавчерашние корки от позапозавчерашнего арбуза. Кроме того, на свободном пространстве разлит горячий нарзан, а в нем плавают описи экспедиционного оборудования. В этой комнате еще есть одна кровать с гостиничным одеялом и печка, в которую мы выбрасываем иногда всякий мусор — окурки, бумажки, пробки и объедки. На спинках кроватей висят наши экспедиционные полотенца из водоотталкивающей ткани.