«Ох, и сильна Европа-матушка мою страну клеветой поливать. Что в двадцатом веке изовралась вся до неприличия, что сейчас. У самих содом с гоморрой царит, а все туда же - варвары. Мыться поначалу бы научились. Неужели сами не чувствуют, как от них несет?» [36] - устало думал он, по-прежнему источая улыбки и энергично вытряхивая из голов вновь прибывших несусветную дурь, которой под видом абсолютно точных и достоверных сведений напичкали их доброхоты, отговаривавшие от поездки на край света.
Зато на откровенный вопрос князя, есть ли среди них добрые люди [37], спустя минуту вперед выступили двое мужчин. Оба в черном одеянии, с худыми аскетическими лицами, на которых выделялись горящие фанатическим упрямством необыкновенно большие глаза. Поначалу они сделали только один шаг вперед, затем переглянулись между собой и, как по команде, продолжили движение. Подойдя к князю, оба застыли в молчаливом ожидании. Испуга на их лицах не было заметно, скорее читалась какая-то фатальная покорность грядущей судьбе.
Тот, кто был чуть повыше, что-то медленно произнес.
– Не силен я во французском, Исаак, - повернулся Константин к старому еврею, как всегда, оказавшемуся рядом с князем. - Ты сделай уж милость, переведи, что он говорит.
Купец, вопреки своему обыкновению, тараторить не стал, а произнес нараспев, стараясь соблюсти как можно больше сходства даже в интонациях речи:
– Они говорят, что их зовут брат Якоби и брат Франсуа.
– А кто есть кто?
– Я - брат Франсуа, - внезапно произнес вслед за купцом тот, что был повыше, на русском языке, хотя легкое грассирование все-таки выдавало в нем француза, - А он - брат Якоби, - указал Франсуа на своего спутника и тут же добавил: - Ты обещал нам, княже, через своего человек, что дашь нам воля и нет теснить.
– То, что я обещал, я всегда выполняю, - спокойно подтвердил Константин, и мгновенно по тесно сгрудившейся толпе переселенцев пронесся еле уловимый вздох облегчения. Одно дело, когда право верить так, как твоей душе угодно, тебе обещают от чьего-то имени, и совсем другое - когда этот кто-то самолично подтверждает данное им обещание. К тому же высокому широкоплечему русому здоровяку, кажется, вполне можно доверять - слово свое сдержит.
Однако тут непонятным для князя было совсем иное - сам вздох.
– Они что, все на русском разговаривают? - повернулся он удивленно к купцу. - А какого же рожна я тебя тогда мучил и всюду за собой таскал?
– Они не разговаривать, - пояснил вместо Исаака Франсуа.- Они чувствовать тут, - приложил он руку к сердцу. - Ты есть добрый. Они верят твой.
– К тому же пока они плыли, то все время пытались говорить с твоими воинами, - добавил купец. - Старый Исаак не мешал им. Ведь чем раньше они заговорят по-русски, тем легче будет им здесь освоиться. Или я не прав? - вскинулся он озабоченно.
– Да нет. Прав, конечно. А как же Франсуа?
– Он тратил все свое время на то, чтобы научиться говорить, - медленно произнес Исаак.
– Я хорошо мочь разговаривать, - кивнул тот. - Ошибаться тоже мочь - это есть. Якоби стараться тоже, но хуже мочь.
– Тогда слушай, Франсуа. Я через Исаака передал всем вам, что вашу веру никто никогда не утеснит. Так?
– Это есть так, - подтвердил Франсуа.
– Я сдержу свое слово. Вы будете молиться так, как угодно вам. Вы будете крестить своих детей так, как это принято у вас. Не помню, в чем там у вас отличие, но наплевать [38]. Все равно никто из моих людей не посмеет помешать вам хоть в чем-то.
– Мы благодарность. Нет, благодарить тебя, княже, - поправился Франсуа.
– Но я не обещал вам, что не буду препятствовать, когда ты или кто-нибудь другой станете не только совершать свои обряды и руководить своими людьми, но еще и проповедовать среди моих воинов. Да и среди местных жителей тоже, - добавил князь тут же. - Поэтому мне очень хотелось бы перед отъездом взять с вас обоих такое обещание.
В ответ Франсуа лишь молча отрицательно покачал головой. Якоби тоже.
«Прямо как китайские болванчики», - почему-то подумал Константин.
– Они, - кивнул Франсуа в сторону остальных переселенцев, - мочь дать тебе это слово. Мы - нет, - и пояснил чуточку жалостливо и снисходительно, как несмышленышу:- У нас обет. Мы обязаны это делать. Всегда.
– А обет снять нельзя? - осведомился Константин, напряженно размышляя в поисках выхода из ситуации, казавшейся весьма простой, а на деле очень и очень неоднозначной. - Мне бы очень не хотелось омрачать нашу встречу и первые хорошие приятные впечатления от нее обещанием строгих наказаний.
– Обет дан нам по своя воля, - твердо ответил Франсуа.
– Добровольно, - помог с переводом Исаак.
– Так есть - добровольно, - старательно, почти по складам выговорил следом за купцом проповедник катаров. - Мы нельзя отступить. У нас долг перед наш бог. Лучше убить сразу. Мы не есть бой.
– Они не будут противиться, - пояснил Исаак, почему-то перейдя на шепот.
– Так есть, - подтвердил Франсуа и, высоко вскинув голову, начал что-то торжественно произносить.