ОТ ГРОЗЫ К БУРЕ

– Если ты думаешь, что я сейчас вступлю с тобой в богословский диспут, то заблуждаешься, - заметил Константин. - Всякий может верить так, как его душе угодно. Мне все равно. Так вот, у них даже крест на груди далеко не каждый носит.

– Крест не носить - это правильно [41], - горячо поддержал Франсуа неведомых темных людей. - Оно - казнь. - Он замешкался, подыскивая нужное слово. - Они думать верно, - выжал он наконец из себя.

– Я понял тебя. Орудие казни учителя, по-твоему, носить нельзя и кланяться ему негоже, - кивнул Константин.

– Так они язычники, что ли?! - громко возмутился один из дружинников, тоже оказавшийся поблизости.

– А ты помолчи, - сердито одернул его Константин, но потом, смягчившись, пояснил: - Просто вера у них иная, вот и все.

– Латиняне [42], что ли? - не унимался любознательный дружинник.

– Латинян они терпеть не могут.

– Ну, тогда ладно, - благодушно махнул он рукой и побрел дальше, к дому Леща.

– Главное не в этом, - продолжил Константин излагать свою мысль. - Тут другое важно. Никто из них не видел света вашей веры, которую можете принести им вы с Якоби. И я дозволяю вам проповедовать среди них столько, сколько душе вашей угодно. Начните пока с малого. Здесь их у меня примерно с десяток. Вот ими и займитесь, а заодно языку половецкому получитесь. Как только освоитесь, почувствуете, что окончательно обратили их в свою веру, так они сами вас к себе в орду отвезут.

– Плыть на корабль? - тоскливо вздохнул Франсуа, а Якоби почему-то и вовсе позеленел.

– Зачем плыть?… Ну, разве что совсем недолго и по реке. На тот берег Дона перемахнете с ними, а дальше сушей. Да тут рядом. Разумеется, вначале вы дадите мне слово, что среди русичей проповедовать не будете.

– Но только до тех пор, пока они все не перейти в истинный вера, - уточнил Франсуа и тут же осведомился: - А потом мы получать это право?

– Потом… - задумчиво протянул Константин, быстренько прикидывая в уме, насколько вероятна возможность обращения всех половецких орд в истинную веру этой тщедушной и тощей французской парочкой. Придя к выводу, что она очень близка к нулю, радостно выпалил:

– Тогда я разрешу нести свет вашей веры дальше.

Еще чуть поразмыслив, Константин все-таки допустил ничтожно малую возможность того, что эти одержимые, благодаря своему фанатизму и невероятно удачному для них стечению обстоятельств, действительно могут управиться со всеми половцами, и внес на всякий случай оговорку:

– Но вначале вы разыскиваете меня, я проверяю результаты титанического труда… или нет, я просто поверю вам на слово, после чего - о! - я тут же нахожу вам еще одно местечко, - вовремя вспомнил он про дикие племена в междуречье Волги и Урала, то есть - тьфу ты! - Яика, или как он там именуется ныне.

– Корабль, плыть? - с тоской спросил снова позеленевший Якоби.

– Да что тебе так поплавать-то приспичило? - с досадой отмахнулся Константин. - Тоже все рядышком. Причем настолько близко, что вас потом эти темные, которые просветлеют, прямиком к другим темным доставят.

– А потом? - не унимался Франсуа.

Константин с уважением посмотрел на неугомонного проповедника «истинного божьего слова» и тихо заметил:

– Ты и с этими за сто лет не управишься. Но если уж вдруг и с ними все так быстро получится, то можете быть спокойны - без работы я вас не оставлю. У нас на Руси этих мест с темными народами столько, что если вы вдвоем будете даже триста лет проповедовать - и то не успеете.

Он произвел в уме немудреные подсчеты. «Значит, потом их к прибалтийским дикарям, всяким там эстам, литам, латам, земгалам, литовцам, пруссам, жмуди, оттуда к северу - пермяки, водь, чудь, весь… Да-а-а…»

– Неправильно я подсчитал, - заметил князь. - Не меньше пятисот лет. Точно-точно, - подтвердил он, заметив легкий скепсис на лице Якоби.

– Ну а потом-то можно и прийти к русичи, - заупрямился Франсуа.

– Через пятьсот лет?

– Нет, сразу, как только мы закончим с ними со всеми, - с уверенностью пояснил миссионер.

– Потом дозволяю, - великодушно разрешил Константин. - А до этого к ним ни ногой. Даете слово?

– Даем, - дружно отозвались оба.

– Ты нам верить? - озабоченно спросил Франсуа. - Мы все равно не мочь давать клятва, и если ты нам не верить, то…

– Конечно же, верю. Вы народ честный, - продолжал улыбаться князь и шутливо погрозил им пальцем.- Только не филонить!… Уж проповедовать, так проповедовать, без отдыха и перекуров, тьфу ты, словом, чтоб работали по двадцать пять часов в сутки.

– Сутки есть не столько… - снова замялся с подбором слов дотошный Франсуа, но Константин сразу замахал на него руками.

– Знаю я, знаю, - и посоветовал: - А вы вставайте на час раньше, - чем окончательно поставил их в тупик.

Впрочем, размышляли они над загадочной мудростью, высказанной под конец князем, недолго. Глаза их радостно горели тем вдохновенным светом, какой бывает лишь у людей, без остатка поглощенных одной идеей и вдруг узнавших, что теперь им ничто не препятствует попытаться осуществить ее на практике.