От грозы к буре

Но его пожелания не сбылись. Ранним утром на пологом берегу Левой Губы уже никого не было. Правда, Константин не бежал – он просто сел в осажденном городе, готовясь его оборонять до последнего.

– Как мыслишь, он хотя бы сотню-другую конных имеет? – поинтересовался Мстислав, внимательно разглядывая фигуру князя Константина, командовавшего своими людьми на стене недалеко от городских ворот.

Ярослав, которому был адресован вопрос, ответил не сразу.

– Скорее всего, имеет, и даже не одну-две, а поболе, – уверенно заявил он после раздумья.

– Совсем хорошо, – туманно заметил Мстислав, по-прежнему не раскрывая своих задумок, и небрежно бросил тысяцкому: – Потери все сочли? Сколько?

– Из нашей дружины почти полтораста душ. У Ярославовых воев столько же. У прочих, ежели всех вместе честь, еще сотен шесть. Обычных конных, не дружинных, почти восемь сотен. Да что дружины – одних князей ныне десяток без одного недочли. Все во рвах остались.

Мстислав присвистнул:

– Вот, князь Ярослав, как нас рязанец лихо пощипал. За один день чуть ли ни на треть воев поубавил. Ну да ничего. Мы еще поглядим, кому цыплят считать доведется и кто из нас до осени доживет. Кстати, а где твой Гремислав?

– Я ему повелел в рядовичах[100] покуда быть.

– Напрасно ты с ним так, – с укоризной заметил черниговский князь. – Ныне, пока град на копье тщимся взять, мне все едино делать нечего. Хочу парой слов с ним перемолвиться. Вели ему подойти.

Беседой с Гремиславом Мстислав остался доволен настолько, что даже заверил его в конце разговора:

– Все исполнишь так, как должно, то я тебе не только гривен отсыплю, но и сотником к себе возьму.

– А тысяцким? – нагло спросил Гремислав.

Мстислав поморщился.

– Тысяцкого тоже, может, дам, но для того ты в руках должен голову своего бывшего князя держать, когда передо мной стоять будешь. Нет, даже не так, – тут же поправился он. – Не голову, а его самого и чтоб он живой был.

– Трудненько придется, – вздохнул Гремислав.

– А ты дерзай, – спокойно посоветовал черниговский князь.

Вялый штурм не принес никакого результата, но Мстислав почему-то был спокоен и ничуть не раздосадован.

– Завтра на рассвете уходим в глубь его земель, а Ростиславль в покое оставим, – сообщил он Ярославу.

– А как же рязанец? – удивился тот.

– А я разве не сказал? – хмыкнул Мстислав. – Мы же не просто так уйдем, а с его головой под мышкой.

– А как?.. – начал было Ярослав, но черниговский князь загадочно улыбнулся и прервал его нетерпеливо:

– Все завтра обскажу, а теперь спать пора.

Едва рассвело, как дружины уже приступили к завтраку. Перекусили быстро, после чего спешно собрались и стали одна за другой переправляться уже через Правую Губу. Брод сыскался почти напротив переправы через Левую, верстах в четырех от города. Ярослав думал, что часть конницы останется сторожить, пока не перейдет реку пешая рать, но Мстислав, не мешкая ни секунды, сразу повел полки вдаль, пояснив на ходу свой план:

– Теперь ты все понял?

– То-то я дивлюсь, чего это у нас так воев поубавилось, особенно у тебя, княже, – заулыбался повеселевший Ярослав.

– Рязанец думает, что самый хитрый, – заметил Мстислав. – Пусть думает.

Расчет черниговского князя был прост, но коварен.

Увидев, что конные дружины врага удалились на достаточное расстояние, Константин не выдержал и велел открыть городские ворота, чтобы помешать переправляться пешей рати. С собой в лихой кавалерийский наскок он взял всех тех, кто был под рукой, то есть полторы с лишним сотни.

Поначалу все шло как нельзя лучше. Неопытные ратники, привычные больше к плугу, сохе, косе и лопате, как очумелые кубарем катились назад, в теплые воды мелководной Левой Губы в поисках спасения.

Но Гремислав, как выяснилось, нашел еще одну переправу через Правую, и переправа эта была намного ближе к городу, всего в полуверсте от него. Ночью он скрытно перебросил на густо заросший ивами, ракитами и орешником берег целую тысячу. Увлекшись, Константин упустил момент, когда еще можно было бы попытаться чего-либо сделать, а когда опомнился, то на пологий берег реки выходили последние сотни неприятельской конницы.

Тысяча против полутора сотен – это чересчур. Кроме того, на помощь ей спешила вся оставшаяся конница, мгновенно развернувшаяся назад и спешившая к месту сражения. В хвосте колонны Мстислав сознательно поставил самых лучших, самых быстрых и самых опытных.

Вконец растерявшись, Константин попытался все-таки прорваться к городу, но отчаянные усилия оказались тщетны. На одного убитого рязанского дружинника приходилось двое, трое, а то и четверо погибших врагов, но тех такой размен вполне устраивал. Когда сотня бьется против восьмисот – это, пожалуй, еще хуже, чем полторы против тысячи. Тем более что сотни эти и не собирались уничтожить всю дружину. Их вполне устраивала тысяча гривен за одну единственную голову, и именно вокруг этой головы, которая пока что держалась на плечах, все теснее и теснее смыкался зловещий круг.