От и До. Свидетельства бывших атеистов

И вот, прошло еще месяца полтора, и мы действительно очень много трудились. Очень много. Очень было тяжело, и в какой-то момент «лук был перетянут». Тетива. Потому что когда я подходил с вопросом… это чувствовали все, не то, что я, может, доля дьявола была какая-то, может Господь меня так вразумил — не знаю. Но, одним словом… Отец Анисим — это первый духовник. И на всю жизнь он такой первый, настоящий. Потому что у меня не было таких опытных людей.

И знаете, я от него уехал. Я там был еще у одного старца в кавычках. Хорошего тоже очень человека, монаха, но, оказалось, что он в прелести. Это тоже целая отдельная история. Когда стало очень тяжело, не было ответов, ничего, мы действительно как рабы много трудились, но ничего не понимали. Мы не понимали, что это для нашей же пользы, для нашего смирения. Нам хотелось знаний: почему отец Анисим тоже Патриарха поминает, мобильным телефоном пользуется? Почему он не живет подвижнической жизнью? Он ездил на машине. И мы его за это осуждали все-таки. Что он живет с электричеством, мы жили без электричества. Мы его все-таки осуждали за это. И были там многие другие проблемы, я все рассказывать не буду.

И знаете, как всегда, появляется один послушник, который был уже взрослый мужчина, ему уже лет сорок было, который говорит, что он знает, в другом селе, тоже в еще более глухом лесу… вот, и я послушал про этого старца, чудотворца, к которому со всего Киева едут, он и прозорливый, и Божье ему открывается, и он такой добрый. Не такой, как отец Анисим. Отец Анисим заставляет много трудиться, он ничего не объясняет, не разговаривает, а тот — он такой душевный, там можно не так много трудиться, но зато он такой хороший человек, он поможет, все.

И вы знаете, я соблазнился очень сильно. Я бы и сейчас так поступил, потому что все-таки, кроме того, что я видел, я другого ничего не видел, а за пахотой с утра до вечера мне казалось, что через десять-пятнадцать лет будет то же самое, и ничего не изменится. У меня было много вопросов, это первое: монашество, священство, как быть — жениться или нет, когда конец света, поставят ли печать антихриста или нет. Такие все вопросы у меня (смеется) были. О молитве тоже там были вопросы. У меня еще свои личные вопросы были серьезные. Мне нужна была помощь. Потому что от меня этот рогатый не отвязался, чтоб вы понимали. Это не было вот раз — и все. Я еще долго испытывал страхование. Это было по моей гордости, как Силуан Афонский говорил. Мне отец Анисим сразу говорил. Представляете, он сказал: «ты гордый, потому что по твоей гордости Господь тебе попускает всю эту брань».

И знаете, я настолько был в шоке. Я так пахал! Я таким был «святым» — я все Правила исполнял, на службы раньше приходил, я позже уходил, я делал все, понимаете. И мне говорили, что я гордый, что я плохой, что я вот такой. И когда он мне это говорил, мне как ножом по сердцу это было. И когда я ему говорю, что это дьявол ко мне пристает, страхования эти все бесовские — это невозможно терпеть, так я долго не протяну, с ума сойду, отец Анисим сказал: «когда ты смиришься, Господь тебя оставит. А так, блудная страсть и вот эти — это все потому, что…». Ну, чтоб вы понимали, это у всех. Господь дает, когда человек гордится очень сильно, сердцем гордый, то Он дает такой молот большой, и бьет по этому человеку какой-то скорбью. Вот. И по мне так вот било.

Были многие у меня вопросы. И вот, с утра, помню, встаю и иду… пешком надо было пятнадцать километров до трассы чтобы доехать до другого батюшки-чудотворца прозорливого, который, как мне казалось, будет панацеей от всех моих проблем. Который все бы вопросы мои решил, все бы мне сделал. И я к нему собрался ехать. И ехал рано утром. А батюшка наш уехал в Почаево как раз, если я не ошибаюсь. То есть, я сбегал, по сути. Потому что я боялся как-то уйти, мне совесть не позволяла. Я себя не чувствовал предателем или каким-то беженцем, а вот просто я понимаю, что меня бы он не отпустил. Вот я знаю, что он был против того старца. Я знаю, что он был против. Он бы по-любому не благословил, не отпустил. А мне было интересно, почему же против. Это человеческий фактор? Хочется, чтобы у тебя была община… или это все-таки, действительно, он там человек святой? Почему? Мне хотелось разобраться, и я пошел.

И помню: друг мой с утра выходит:

— Ты точно решил? Ты понимаешь, что ты сейчас делаешь? — А я ему говорю: