От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе

Уильям зол на Дарлен. Он зол на то, что она так зла на него. Зол, что она «срывается на нем» при дочери. Зол, что не может ни о чем с ней поговорить, чтобы она не взорвалась еще сильнее. Но мысли, о которых, как он думает, ему нельзя говорить прямо, постоянно выражаются косвенно. В психологии для этого есть термин пассивная агрессия, и Уильям — классический случай: он отыгрывает те чувства, которые не направляет по адресу, через мелкие оскорбления и невербальные придирки. Вздыхает, корчит гримасы, закатывает глаза, сутулится так, словно на его плечи легли горести всего мира. Мне очевидно, какая у него отношенческая позиция: он из партии долготерпеливых страдальцев.

Вместо того чтобы рассматривать супругов как две отдельные личности, я обращаю внимание на объединяющую их закономерность — Уильям играет роль утомленного отца для дикого разъяренного ребенка Дарлен. Такая точка зрения позволяет мне делать с их отношениями то, что им не удается изнутри. Например, я могу попытаться столкнуть Дарлен с позиции «плохой». В семейной терапии мы называем это перераспределением. [5] Берете качество, которое якобы целиком принадлежит кому-то одному, например кто-то «плохой», — и передаете кому-то другому.

— Ловко это у Уильяма получается, — замечаю я, обращаясь к Дарлен.

— Еще как ловко, — тут же отвечает она. — Такой спокойный, такой рассудительный… такой подлый.

— Скажите, какие подлые слова он вам говорил.

— Говорил, что я не заслуживаю собственного ребенка. — Она складывает руки на груди.

— Я на самом деле говорил… — начинает Уильям, но Дарлен бросает на него один-единственный взгляд, и он умолкает.

Я как семейный терапевт пристально слежу за паттернами их поведения. Но перемены не происходят сами по себе, отдельно от участников отношений — нет, они исходят от одного из партнеров или от обоих. Я учитываю их динамику в работе с каждым по отдельности.

Начинаю я с Уильяма. Как можно деликатнее сообщаю ему, что он проявляет пассивную агрессию. Объясняю, что это значит, и привожу несколько конкретных примеров скрытой враждебности, которые отметил во время сессии. Слышать это ему неприятно.

— Относительно пассивно-­агрессивных людей вообще и мужчин в частности у меня есть некоторое наблюдение, — говорю я. — Лично я никогда не видел пассивно-­агрессивного человека, который вырос бы в обстановке, где за открытую агрессию его не закатывали в асфальт, если не физически, то психологически.

— Да это же его отец, — качает головой Дарлен. — И в асфальт закатывал, и вообще.

Уильям бросает на нее косой взгляд.

Она не смотрит на него в ответ.

— Самый злобный мужик во всем квартале. Именно злобный.

— Вы чувствовали, что можете свободно выражать свои чувства? — спрашиваю я Уильяма.

— Нет, ни тогда, ни сейчас. — Он смотрит в пол.

— Уильям, пожалуйста, посмотрите на меня, — прошу я. Он поднимает голову.

— Вам надо сопротивляться ей, — говорю я ему. — Надо действовать прямо. Я вам помогу, если хотите. Проведу шаг за шагом. Вы не видели такого в детстве, поэтому не знаете, как это — с уважением настаивать на своем.

Он мотает головой.

Именно это нужно вам сейчас, чтобы выбраться из порочного круга. Я хочу, чтобы вы были храбрым. Не уклоняйтесь. Держите курс прямо в бурные волны. Вы готовы? Готовы учиться?

Тут Уильям вдруг поворачивается к Дарлен.

— Послушай, я буду прямолинеен, хорошо? Я терпеть не могу, когда мы ссоримся при Сирини. Ей это вредно. Ты должна перестать… перестать орать.

Нелегко посмотреть прямо в лицо своим страхам, своим отрицательным ожиданиям, нелегко пробовать что-то новое, от чего не успел защититься. Я восхищаюсь его отвагой и так и говорю.

— А вы, Дарлен… — начинаю я.

— Я понимаю, — отвечает она. — Он прав.

Я уделяю минуту тому, чтобы объяснить, что такое абьюз свидетеля.

— У детей нет границ, — говорю я Дарлен. — Они системы, открытые нараспашку. Когда Сирини слышит, как вы кричите на Уильяма, для нее это все равно что вы кричите на нее. Я бы работал с ее травмой точно так же, как с травмой ребенка, которого проклинали последними словами.

Дарлен смотрит на меня.

— У нас много вариантов. Можете взять тайм-аут. Можете пройти какой-­нибудь курс по управлению гневом. Можете попробовать легкие медикаменты, можете…

— Может, я просто буду держать язык на привязи? — предлагает она.

— Возможно, для этого вам придется физически делать перерыв в напряженные моменты, — предупреждаю я.

— Ладно, я в деле.

— Тридцать дней, — говорю я ей. — У вас тридцать дней на то, чтобы все прекратить, или одному из вас придется на время отселиться.

У Дарлен такой вид, будто она хочет что-то сказать, но я продолжаю:

— Сейчас, пока мы с вами беседуем, вы продолжаете наносить Сирини травму. А она, честно говоря, для меня сейчас главное. — Это останавливает Дарлен. — Ну как, согласны?

— Никому не потребуется отселяться, — обещает Дарлен.

Так и есть. * * *