Читаем От империй — к империализму полностью

Ответом элиты на восстание Шейса были не только репрессии, но и изменение государственного устройства Америки. Статьи Конфедерации были заменены новой Конституцией Соединенных Штатов, усиливавшей центральное правительство. Политический контроль вернулся в руки привилегированных социальных слоев, которые чуть было не утратили его в ходе войны с Англией. Тем самым американская буржуазия успешно совершила свой собственный термидорианский переворот еще до того, как началась французская революция, которой мы обязаны этим термином и другими соответствующими понятиями.

Французская революция вызвала разногласия среди американской элиты, напугав Вашингтона, Гамильтона (Hamilton) и умеренных федералистов, возмущавшихся царящим во Франции насилием и неуважением к правам собственности. Более осторожный в оценках Джефферсон, соглашаясь с этой оценкой, призывал помнить, что все это — не более, чем «печальный, но непродолжительный эпизод в истории победоносной глобальной революции» (lamentable but passing chapter in a larger history of triumphant global revolution)[983].

Успехи революционных армий Франции, а затем победоносное расширение империи Наполеона, напугав руководство США, заставили его сблизиться с Британией. Однако проанглийская политика Гамильтона была уравновешена французской сговорчивостью. Уступив Луизиану Соединенным Штатам, французский император поступил в высшей степени дальновидно: он не только получал от американцев остро необходимые ему деньги, но и избавлялся от заморской территории, которую после катастрофы под Трафальгаром его флот не мог эффективно защищать, с которой не было ни постоянной связи, ни торговли. В свою очередь для США открывалась возможность дальнейшей экспансии на юго-запад, в которой были заинтересованы прежде всего умеренные лидеры рабовладельческого Юга. После покупки Луизианы в Вашингтоне решительно меняют внешнеполитическую ориентацию. В условиях, когда война с республиканской и затем наполеоновской Францией требовала растущего напряжения сил, в Лондоне все меньше внимания уделяли событиям в Новом Свете, где зрели семена нового конфликта. Продолжающееся сопротивление индейцев было одним из факторов, подтолкнувших Соединенные Штаты к вторжению в Канаду. В 1812 году, когда империя Наполеона, казалось, достигла наибольшего могущества, а французские армии двигались для решающей схватки с Веллингтоном в Испании и с фельдмаршалом Кутузовым в России, американские войска напали на Канаду, пытаясь отторгнуть эту оставшуюся беззащитной британскую колонию. Английские силы не превышали 4000 человек, так что исход дела казался предрешенным. Однако канадские ополчения быстро остудили пыл нападавших. Французская милиция нанесла американцам поражения при Шатогье (Chateauguay) и Лаколле (Lacolle). Война Англии с Наполеоном не только не ослабила лояльность франкоязычных подданных Лондона, но наоборот, укрепила их связь с Англией. Консервативный аграрный и насквозь католический Квебек не принял французскую революцию. Часть англоязычных поселенцев в британских владениях, напротив, отказывалась браться за оружие против американцев. Впрочем, в Новой Англии по той же причине милиция отказывалась идти воевать против Канады. Большая часть продовольствия для английских сил поставлялась торговцами Вермонта и Нью-Йорка.

Война, начавшаяся в 1812 году американским вторжением в Канаду, завершилась вничью Гентским миром (Treaty of Ghent), подписанным в 1814 году и вступившим в силу в 1815 году. Лондон опять, как и после предыдущей войны, проявил чрезвычайную сговорчивость, не пытаясь использовать свое очевидное военное и политическое преимущество после разгрома Наполеона[984]. В очередной раз Британская империя пожертвовала интересами своих туземных союзников, бросив сражавшихся против американских войск индейцев на произвол судьбы. Лондон вполне удовлетворился тем, что угроза вторжения с юга для Канады была ликвидирована. Главным итогом войны, однако, было не умиротворение американо-канадской границы, а установление новой системы отношений между Британской империей и ее будущей геополитической наследницей, американской республикой.

После конфликта 1812 года две англоязычные державы уже не вступали в открытую борьбу. На протяжении большей части XIX века США и Англия далеко не всегда поддерживали дружеские отношения, но несмотря ни на что американский капитализм развивался в тени британского, признавая установленные английской буржуазией правила игры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Политическая теория

Свобода слуг
Свобода слуг

В книге знаменитого итальянского политического философа, профессора Принстонского университета (США) Маурицио Вироли выдвигается и обсуждается идея, что Италия – страна свободных политических институтов – стала страной сервильных придворных с Сильвио Берлускони в качестве своего государя. Отталкиваясь от классической республиканской концепции свободы, Вироли показывает, что народ может быть несвободным, даже если его не угнетают. Это состояние несвободы возникает вследствие подчинения произвольной или огромной власти людей вроде Берлускони. Автор утверждает, что даже если власть людей подобного типа установлена легитимно и за народом сохраняются его базовые права, простое существование такой власти делает тех, кто подчиняется ей, несвободными. Большинство итальянцев, подражающих своим элитам, лишены минимальных моральных качеств свободного народа – уважения к Конституции, готовности соблюдать законы и исполнять гражданский долг. Вместо этого они выказывают такие черты, как сервильность, лесть, слепая преданность сильным, склонность лгать и т. д.Книга представляет интерес для социологов, политологов, историков, философов, а также широкого круга читателей.

Маурицио Вироли

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.

Валерий Георгиевич Ледяев

Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее