От империй — к империализму

Несмотря на то что в северных штатах рабство было официально запрещено, экономические и политические интересы южан существенно влияли не только на общие американские приоритеты, но и на взгляды и позиции политиков, являвшихся выходцами с Севера. Историк Роберт Кейган (Robert Kagan) подчеркивает, что на протяжении большей части XIX века «рабство определило характер американской внешней политики» (slavery shaped American foreign policy)[1034].

Численность рабов в южных штатах продолжала быстро расти, хотя, конечно, не так быстро, как численность «белого» населения, пополняемого за счет иммиграции. Если в 1790 году в Соединенных Штатах проживало чуть более 3172 тысяч белых, около 58 тысяч свободных «цветных» граждан и 697 тысяч рабов, то к 1820 году население более чем удвоилось, составив соответственно 7862 тысяч белых, 233 тысячи свободных «цветных» и 1538 тысяч рабов. В 1860 году в стране проживало 26 922 тысячи белых, 488 тысяч свободных «цветных» и 3 938 760 рабов[1035].

Рабовладельческий Юг и промышленный Север имели разные интересы, однако и тот, и другой в равной степени были ориентированы на экспансию. Если Северу были нужны свободные пространства и ресурсы на землях, откуда необходимо было вытеснить коренное население, то плантаторов Юга вдохновляла «мечта о тропической империи» (Dream of Tropical Empire)[1036]. Удовлетворяя требования Севера, правительство США посылало кавалерию громить индейские поселения к западу от Миссисипи. Ради интересов южан оно шло на войну с Мексикой и портило отношения с выступавшей против рабства Британией.

Этот симбиоз двух экспансионистски ориентированных, но по-разному организованных буржуазных обществ, мог продолжаться до тех пор, пока общая военная сила обеспечивала интересы обеих сторон. Однако к середине XIX века, когда, отторгнув у Мексики Техас и Калифорнию и подавив сопротивление индейцев, американские войска вышли к Тихому океану, континентальная экспансия достигла своих естественных пределов. С того момента противоречия между Севером и Югом начинают стремительно обостряться, завершаясь гражданской войной.

Правящие классы Юга объективно стремились к тому, чтобы превратить США в периферийную империю, подобную крепостнической России. Но буржуазное развитие Севера находилось с данной перспективой в явном противоречии. Дело не в том, что Юг отставал, а в том, что его ресурсы использовались напрямую для развития мировой экономики, и в первую очередь для английской промышленности, вместо того чтобы обслуживать индустриализацию Севера[1037].

Незадолго до начала Гражданской войны техасский сенатор Льюис Уигфолл (Louis Wigfall) объяснял английскому журналисту, что индустриальное и экономическое развитие Югу в сущности не нужно: «Мы сельскохозяйственный народ: мы примитивные, но цивилизованные люди. У нас нет городов — а зачем они нам? Мы не имеем литературы — но какой нам сейчас от нее прок? У нас нет прессы — и в этом наше счастье. (…) У нас нет торгового флота, нет и военного флота — ни в том, ни в другом мы не видим никакой необходимости. Вы сами на своих кораблях вывезете нашу продукцию, сами же будете ее охранять. Мы не хотим иметь промышленность, торговать и плодить индустриальных рабочих. Пока у нас есть наш рис, наш сахар, наш табак и наш хлопок, мы сможем в обмен на них купить себе все, что нам потребуется, у дружественных наций, и у нас еще останутся деньги»[1038].

Легко догадаться, что элита с такими представлениями о хозяйственной и социальной жизни была совершенно несовместима с динамичным модернизмом американской буржуазии Севера, амбиции и перспективы которой были связаны с индустриальным ростом.

Когда между Севером и Югом разразилась война, в Лондоне не знали, сожалеть об этом или радоваться: «британское общественное мнение было глубоко разделено»[1039], — констатирует английский историк А. Вуд. Рабство официально осуждалось, но хлопок… Южные штаты поставляли в Англию 75 % используемого там хлопка-сырца «и жизнь каждого пятого англичанина так или иначе была связана с текстильной промышленностью»[1040]. Блокада, установленная северянами вокруг побережья южных штатов, немедленно отразилась на английской промышленности. По мнению стратегов американского Юга, это должно было спровоцировать вступление британцев в войну на их стороне. Однако южане, уверенные в том, что их сырье незаменимо, просчитались. Британское правительство приложило энергичные усилия для того, чтобы увеличить производство хлопка в колониях: «к 1863 году поставки с Востока вернули к жизни английские фабрики»[1041].

В данном случае лидеры Юга совершили ошибку, которую 100 лет спустя неоднократно повторяли амбициозные руководители поднимающихся держав «периферии» — переоценивая стратегическое значение своего сырья, они не осознавали, что страны «центра» всегда имеют значительно большее пространство для экономического и политического маневра, чем кажется на первый взгляд.