От империй — к империализму

После Первой мировой войны Британия опять оказалась единственной глобальной державой. Франция, несмотря на огромную колониальную империю, тоже увеличившуюся за счет бывших германских владений, была так истощена войной, что самостоятельной роли играть не могла. Роль младшего партнера Британии, которую играл французский империализм в викторианские времена, теперь была окончательно и почти открыто закреплена за ним. Германия, потерпев поражение в войне, лишилась колоний. Россия, пережившая революцию, претендовала на ведущую роль в мировом движении социалистического пролетариата, но никак не в глобальной капиталистической системе. А Соединенные Штаты, резко усилившиеся политически и экономически, все еще не имели ни военной, ни политической инфраструктуры, которая позволила бы им выступать в роли глобальной империи (эту инфраструктуру они нарастили лишь в ходе Второй мировой войны, да и то не без помощи британцев).

Однако, несмотря на то что формально Британская империя находилась на вершине могущества, ее военное и экономическое положение было теперь крайне неустойчивым. Парадокс в том, что, будучи единственной глобальной империей, Британия не имела сил, чтобы безраздельно господствовать и на региональном уровне. В каждой части мира она сталкивалась с местной державой, чьи силы были сопоставимы с британскими или превосходили их. На континенте возрождалась Германия. В Средиземноморье набирала силу Италия. На Тихом океане укрепилось влияние Японии. На Атлантическом океане усиливались позиции США, а в Латинской Америке британский империализм полностью уступил свою господствующую роль американцам.

Средств, для того чтобы в равной мере поддерживать британское присутствие во всех регионах, не хватало. Моряки жаловались на министерство финансов, которое «помогало врагам страны», все туже «затягивая удавку на шее флота, и мешало замене стареющих кораблей»[1168]. Однако вызвано столь непатриотичное поведение было отнюдь не пренебрежением к интересам империи, а, наоборот, необходимостью решать множество разнообразных и разнотипных задач одновременно. Причем главная проблема была не в том, что отсутствовали ресурсы для защиты империи, а в том, что ей все труднее было справляться с дополнительными задачами, стоявшими перед ней из-за ее роли мирового гегемона.

Сохранение империи теперь зависело исключительно от дипломатии, от искусства построения коалиций. Это искусство было хорошо знакомо английской элите, которая с XVIII века расширяла свою империю за счет эффективной политики союзов. Однако на более ранних этапах никто из британских союзников не обладал ресурсами, которые потенциально позволяли ему самому занять место Англии в глобальной капиталистической системе. На сей раз положение было иным.

Самые большие проблемы возникли в Индии. С конца XIX века местные политические партии имели возможность влиять на развитие событий в стране через выборные муниципалитеты и законодательные собрания провинций, хотя у них не было реальной возможности контролировать исполнительную власть. Впрочем, сами по себе выборные органы отнюдь не были образцом демократии: большая часть населения Индии не имела избирательных прав.

К началу Первой мировой войны Индийский национальный конгресс поддерживал вполне лояльные, если не дружеские отношения с колониальной администрацией, высшие чины которой посещали его мероприятия. В 1914 году он принял резолюцию, призывающую к «скорейшей победе империи» (a speedy victory for the Empire)[1169]. Резолюцию поддержал и вернувшийся из Африки Ганди.

С 1916 года ключевым вопросом индийской политики стало требование самоуправления — Home Rule (по аналогии с Ирландией, где данное требование прозвучало еще в XIX веке). Это, впрочем, отнюдь не исключало лояльного отношения к Британии. Ганди объяснял, что его задача, никоим образом не противоречащая развитию империи — «завоевать статус полного равноправия для моих соотечественников»[1170].

Радикализация антиколониального движения в Индии была следствием кризиса Первой мировой войны, причем далеко не последнюю роль сыграло влияние русской революции 1917 года. Однако сама индийская буржуазия не только использовала массовые движения для того, чтобы укрепить свои позиции по отношению к британским властям, но и испытывала определенный дискомфорт от происходящего.