От империй — к империализму

«Спусковой крючок Великой депрессии следует искать в Первой мировой войне», — считает экономист Василий Галин[1181]. В годы войны США получили своеобразный «промышленный допинг», увеличивая свою долю рынка за счет упадка европейских стран, занятых борьбой друг с другом. Выпадение России из капиталистической миросистемы кардинально изменило баланс сил, резко сузив Лондону поле для маневра, и одновременно, создав благоприятные условия для восхождения Америки. После войны для американской продукции открылись новые рынки. Между 1914-м и 1924-м годом золотой запас Соединенных Штатов увеличился с 1924 миллионов до 4499 миллионов долларов, что составляло по подсчетам экономистов «примерно половину всего золота мира»[1182]. В итоге с 1913 по 1929 год доля США в мировом промышленном производстве возросла более чем в два раза, достигнув 43 %, а национальное богатство страны увеличилось на 40 %[1183]. Правда, уже в середине 1920-х годов по мере того как производство в европейских странах начало восстанавливаться, у американских экспортеров возникли трудности со сбытом. Однако подлинного значения подобных трудностей никто в тот момент не понял.

В середине 1920-х годов мировая экономика переживала бум. Восстановление мира в Европе создало массовый спрос на самые разные виды товаров. Резко вырос экспорт из Соединенных Штатов, но и другие страны Запада развивались успешно. «Процветание казалось бесконечным, — замечает Шубин. — К концу десятилетия промышленное производство во Франции выросло на 40 % по сравнению с довоенным, а в США — более чем на 20 %. Скромнее были успехи Великобритании — ей удалось только восстановить довоенный уровень производства»[1184]. Понемногу восстанавливалась и хозяйственная жизнь в Германии, разоренной войной и репарациями Версальского мира.

Как и все предыдущие кризисы, депрессию делала неизбежной узость внутреннего рынка ведущих западных стран. После того как восстановительный период закончился, мировая система снова пришла примерно в то же состояние, в каком находилась перед Первой мировой войной, когда конфликты между ведущими западными державами разворачивались на фоне сокращающегося спроса на промышленную продукцию.

Кризис, таким образом, был социальным в той же мере, что и экономическим. Александр Шубин подчеркивает, что были исчерпаны «возможности социальной системы „империализма“ и емкость рынка»[1185]. Иными словами, проблема была не в том, что европейские экономики, восстанавливаясь, создавали конкуренцию американцам, а в том, что при данной социальной модели возможности экономического роста в принципе были ограничены, а потому промышленный рост, ведя к насыщению рынков, не только не подпитывал себя, но напротив, готовил кризис перепроизводства и будущий спад.

Уже в 1924 году наметился спад, который Федеральная резервная система смогла преодолеть за счет увеличения денежной массы. Однако, как и позднее, во время кризиса конца 2000-х годов, значительная часть средств пошла не в реальный сектор, а в финансовые спекуляции, вызвав появление очередных «биржевых пузырей». История, начавшаяся с South Sea Bubble в XVIII веке, повторялась, никого ничему не научив.

Возможности для экономического роста в США были исчерпаны, а другая крупнейшая экономика тогдашнего мира — британская — переживала стагнацию. Волнения в Индии, как и неспособность Германии платить по репарациям усугубили финансовые проблемы Британии. Ни у государства, ни у частного бизнеса не было достаточных ресурсов для продолжения развития. Банкиры лондонского Сити остро нуждались в деньгах. Стремясь получить свободные средства, английские финансисты начали массированную продажу своих американских активов.

В октябре 1929 года наступил «черный четверг» на Нью-Йоркской фондовой бирже. Курсы акций обрушились, вызвав настоящую панику. За последующие несколько недель акции, котировавшиеся на Уолл-стрит, потеряли более трети своей стоимости — 32 миллиарда долларов. Но это было еще не концом — снижение биржевых курсов продолжалось почти безостановочно. На протяжении последующих трех с половиной лет падение производства привело к катастрофическим последствиям по всему миру. Если до этого экономика США была локомотивом, которая вытягивала за собой другие страны после Первой мировой войны, то теперь американский крах увлек за собой другие рынки. К 1933 году мировое промышленное производство снизилось на 37 %. А 25 стран вынуждены были прекратить платежи по внешним долгам, объявив дефолт[1186].

Экономики Германии и Франции пострадали не менее катастрофически, чем американская. Несколько лучше обстояли дела в Великобритании, где промышленный спад составил примерно 10 %, тогда как в Германии производство сократилось почти наполовину[1187]. Однако следует помнить, что и послевоенное восстановление экономики Англии в 1920-е годы было довольно медленным. Иными словами, британскую экономику предохранило от катастрофического спада то, что стагнация началась там гораздо раньше.