Это Каина вполне устраивало, даже тревога оставила его, ибо далеко не впервые отец вел его в неизвестный зал ада, чтобы показать нечто новое. Порой это новое пугало его, иногда причиняло боль, но на выходе делало его сильнее, умнее и лучше, побуждало к чему-то и развивало. Каин признавал это, хоть и не произносил вслух. Однако когда дверь открылась, и перед ним оказался не зал, полный колонн и странных предметов, а спальня с широкой кроватью, на которой расположилась черноволосая девушка с синими глазами, он опешил и, сглотнув внезапно возникший у горла ком, посмотрел на отца, боясь разглядывать обнаженную женщину.
− Если тебе не нравится эта, я могу создать другую, − невозмутимо проговорил Кагитор, чуть опираясь на открытую дверь.
− Эта подойдет, − выдохнул Каин, все слишком хорошо понимая...
***
− Я, признаться, не думал тогда о том, кто она, просто провел с ней ночь и забыл о ней на пару месяцев, потом снова пришел и снова забыл. Меня совершенно не заботило, чем она занималась, когда я ее не посещал, не волновали ее чувства. Я даже не помню в ней никаких особых эмоций, словно она − такая же иллюзия, как мои учителя, только у нее все же было тело. Правда это тело мне быстро наскучило, и я отказался от нее. При желании я мог найти себе женщину сам на земле, более того, − Каин усмехнулся в темноте и прикрыл на миг глаза, − я начал изучать людей допотопной эры, постепенно ввязываясь в их игры. Я становился игрушкой для женщины или мужчины, только чтобы посмотреть, как далеко может зайти человек. Разумеется, отец все знал, но не говорил ни слова, а от Люцифера я это скрывал, пропадая когда захочу и возвращаясь так же внезапно. Его это устраивало. Зато меня смешил его наивный взгляд на человечество, потому что я на своей шкуре знал, на что они способны, знал в мельчайших деталях. Хотя признаю, не все были такими, да и те, что были, имели свои причины. Это я тоже понял и, выходя из роли жертвы, уже не исчезал, не вскрыв гнойник в сознании своего прежнего хозяина или хозяйки.
Каин посмотрел внимательно на растерянного Ивана.
− Вы боитесь вообразить, о чем я? Не бойтесь, я именно о том, о чем вы так боитесь подумать. Я по своей воле становился рабом, игрушкой для самых разных извращений, сексуальных, разумеется, тоже. Таково было мое любопытство на тот момент. Я хотел познать человечество со всех его сторон, и пока Люцифер искал в нем свет, я познавал тьму. Она противна, но это не значит, что нужно закрывать глаза, потому что так проще.
Иван опустил глаза, но собеседник рассмеялся.
− Не стыдитесь этого чувства в своей груди. То, что вам противны подобные мысли, явление нормальное. Из нас двоих нездоровое мышление у меня, а не у вас, но с моей жизнью здоровое мышление сохранить невозможно. Я просто не буду углубляться в детали. Знайте, какую бы мерзость не нарисовало ваше воображение - она имела место быть, а я вернусь, пожалуй, к падшему, ибо его история будет вам интересна.
Он помолчал немного, подумал, проведя пальцем по своим губам, прикрыл на мгновение веки и заговорил.
− Впрочем, вы не поймете, если я не расскажу.
Он убрал от лица руку.
− То время, о котором я говорю, было во многом пиком всей человеческой алчности. Не было религии, сдерживающей дух, не было страха и не было законов, таких, что могли бы держать человека в узде. Вопрос насилия, сейчас спрятанный за семью замками, там был на виду. На сколько, это вы, пожалуй, поймете из моего рассказа, однако вопрос немного в другом...
Он чуть нахмурился. Лицо его исказилось напряжением на краткий миг, но морщинка сосредоточенности быстро разгладилась. Каин прикрыл глаза, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, почти полностью ускользая от взгляда Ивана.
Теперь свет фонаря, попадавший в кафе с улицы, освящал лишь его губы, а он продолжал.
− Я не понимаю насилия даже теперь, хоть и знаю о нем больше, чем кто бы то ни было, однако все равно не понимаю. Тогда же, видя жестокость одного человека по отношению к другому, понимая, что человек рад чужой боли, я впадал в ступор. Понять, как можно получать удовольствие от чьих-то страданий, казалось мне верхом безумия. Я принимал это, но... Однажды у меня появился шанс кое-что понять, и я решил пойти на все, чтобы хоть немного узнать, чем дышит человеческая жестокость.
Глава 29
Глава 29 - Беспомощность ребенка
Каин сделал короткую паузу, сглотнул, выдохнул и вновь заговорил, вот только что-то изменилось в его голосе. Он стал надменным, холодным и каким-то отрешенным, будто рассказчик внезапно стал играть роль.