От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

В. Аксёнов в романе «Остров Крым» сетует на то, что еще не проработан крайне любопытный «биопсихологический аспект Великой Русской Революции – постепенное, а впоследствии могучее, победоносное движение бездарностей и ничтожеств». Да нет. Проработан. И весьма обстоятельно. Никаких при этом откровений не обнаружилось. Ибо любая революция, коль скоро она затянулась как хроническая болезнь, неизбежно уничтожает Личность и возвышает «безличность». До этого, кстати, доискался и сам писатель.

Задвинутые в тень, загнанные в угол, люди талантливые искренне страдали от невостребованности их дарования, своей никчемности и ненужности. Естественное желание творить и при этом быть услышанным стало вожделенной мечтой. Они уже не помышляли делать то, к чему звал их внутренний голос, лишь стремились отстоять свое право хоть на какую-то творческую работу.

Великолепный художник И.И. Бродский уже в 20-х годах, как вспоминал К. Чуковский, растерял свою «неподражаемую музыку». Вся его мастерская теперь была забита портретами Ленина и бесчисленными «Расстрелами бакинских комиссаров». Сам он к ним почти не прикасался, работали его ученики, а Мастер ходил угрюмо по мастерской да ставил подпись под очередным «шедевром», сходившим с конвейера.

Но – и это принципиально – художника к подобному творчеству никто силой не понуждал. Заставила бытовая нужда, а узнать, за что можно было получить гонорар продуктами, оказалось несложно.

Однако писать что-то на заказ, когда это противно твоей душе, не получится – муза твоя не позволит. Поэтому большинство писателей и поэтов очень быстро убедили ее в том, что всё правильно, всё так и должно быть, более того – лично Я сопричастен к строительству лучезарного завтра и горд этим. Не удивительно, что многие сами, без вызова «куда надо», почувствовали себя подлинно советскими писателями очень быстро, им и Маркса читать не пришлось.

… 26 мая 1922 г. К. Чуковский записал в своем дневнике: «Чудесно разговаривал с Мишей Слонимским. – “Мы – советские (курсив автора. – С.Р.) писатели, – и в этом наша величайшая удача. Всякие дрязги, цензурные гнеты и прочее, все это случайно, временно и не это типично для советской власти. Мы еще доживем до полнейшей свободы, о которой и не мечтают писатели буржуазной культуры… Мы должны быть достойны своей страны и эпохи”.

Он говорил это не в митинговом стиле, а задушевно и очень интимно».

Поразительно, что слова эти были сказаны уже в начале 20-х годов, когда большевики основные силы бросили на удержание собственной власти, а творческую интеллигенцию, которую они считали не очень для себя опасной («зловредных» в 1922 г. выставили насильно за кордон), на время оставили в покое. Пусть себе пописывают пока да мечтают о творческих просторах. Возможно, что именно по этой причине полюбили советскую власть многие творческие личности, такие, например, как М. Слонимский.

К началу 30-х годов органы ознакомились с насочиненном в годы нэпа и взялись за писателей всерьез. Отношение свое власть скрывать не стала. Одних писателей уничтожили в ГУЛАГе (О. Мандельштам, И. Бабель и др.), других довели до петли или до пули (В. Маяковский, М. Цветаева), третьих душили цензурными объятиями и общественным презрением, ничего из их произведений не печатая (А. Платонов, М. Булгаков, Б. Пастернак, А. Ахматова), четвертых ласкали нежно и кормили сытно (В. Василевская, К. Симонов, И. Эренбург, А. Корнейчук и многие, многие другие), пятым позволяли даже руководить своими «братьями меньшими» (А. Фадеев, К. Симонов, Н. Тихонов). Такой вот букет социалистического плюрализма.

Все это видели, у многих от подобного разделения их писательских судеб опускались руки, но большинство начинало думать: может, я не прав, чего-то не понимаю? Не может же быть, чтобы все шагали в ногу, один я, принципиальный несмышленыш, выбиваюсь из общей поступи? Очень ведь естественно для здорового сознания хотеть «труда со всеми сообща и заодно с правопорядком».

Эти строки Б. Пастернака – вершина того, что принято считать социальным заказом. Он, сам того не желая, отразил в них позицию подавляющего большинства советских писателей, позицию, которую с цинической прямотой выразил Л. Никулин (тот самый, который «России верные сыны»): «Мы не Достоевские, нам лишь бы деньги платили».