От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

После революции Мандельштам, по выражению Г. Иванова, оказался «около большевиков». И это, само собой, сказалось на отношении к нему и к его творчеству. Большевики сразу дали ему понять, что без такого поэта они обойдутся.

В ноябре 1920 г. Мандельштам заключил с петроградским издательством Petropolis договор на публикацию книги стихов «Новый камень». Затем Мандельштам уехал из Петрограда. Книга вышла без его ведома в Берлине в 1922 г. Собрал ее М. Кузмин. Он же дал название сборнику Tristia (Скорбные песни). Мандельштам был недоволен этой книжкой, считал, что составили ее «против моей воли безграмотные люди из кучи понадерганных листков».

Мандельштама практически прекратили печатать с 1928 г. Отдельные стихи еще как-то проскакивали мимо бдивых цензоров, но погоды они не делали. В 1925 г. появляется «Шум времени». В 1928 г. три книги: «Стихотворения», «О поэзии» (сборник критических статей) и «Египетская марка» (сборник прозы). В 1931 г. в «Новом мире» (№ 3) публикуется цикл стихотворений Мандельштама «Армения». В марте 1933 г. журнал «Звезда» печатает «Путешествие в Армению», за что главного редактора снимают. «Правда» публикует злобные критические выпады против «Путе-шествия в Армению».

Вообще говоря, с 1921 по 1925 г. Мандельштам написал очень мало стихов, зато воочию убедился, что в новой России «нельзя дышать, и твердь кишит червями, и ни одна звезда не говорит».

В 1929 г. разразилось так называемое «уленшпигелевское дело». Суть его в двух словах в следующем. Известный литературовед и переводчик А.Г. Горнфельд, переведший в 1915 г. «Тиля Уленшпигеля», вдруг увидел свой перевод в новом издании книги да еще под фамилией Мандельштам. А Мандельштам сделал лишь то, что просило издательство, т.е. несколько «причесал» перевод Горнфельда, а издательство, не долго думая и не терзаясь комплексом сомнений, в качестве переводчика поставило фамилию Мандельштама. То была не столько нечистоплотность литературного чиновничества, сколько его полная нравственная и юридическая безграмотность, на которую зависимые от них авторы всегда закрывали глаза. А тут скандал. И в центре его – Мандельштам.

Надо сказать, что в этом деле и он оказался не на высоте. Он мог бы догадаться, что один переводчик не может, лишь выправляя перевод своего предшественника, выдавать затем его за свой собственный. Если заказывают перевод, то его надо делать заново. Если просят отредактировать предшествующий перевод, то редактор автором не становится. Скорее всего, Мандельштам, заключив договор с издательством «Земля и Фабрика» на «переработку» перевода Горнфельда, просто вляпался в историю.

Дело в целом характерно для советского бесправия. Но в таком случае власть должна была бы стать на сторону Мандельштама и всячески поносить правдоискателя Горнфельда. Но именно Мандельштам в этой истории оказался «козлом отпущения», объектом поносительных фельетонов и крайне неприятных проработок. Уже с политической подкладкой «дело» даже всплыло в аппарате ЦКК ВКП(б). И лишь видные литературные деятели РАПП тех лет (А. Фадеев, Л. Авербах и еще 9 человек), уже привыкшие к литературной вседозволенности, в «Литературной газете» вступились за Мандельштама и потому только, что боялись прецедента законности. Они поступили, как всегда, безнравственно, но хоть логично.

Вся эта история так подействовала на психику постоянно травимого поэта, что после почти пятилетнего молчания он вновь обретает голос: внутреннее возмущение было столь велико, что он всю желчь своего возбужденного пера изливает в «Четвертой прозе» (1930). Написал и вновь выдохся на год.

1930 год сыграл в творческой судьбе Мандельштама роль первого тревожного звонка. Дело в том, что осенью 1930 г. поэт едет в Армению и пишет там цикл прекрасных стихов. Мандельштам, как ранее Есенин, также опрометчиво сблизился с узким кругом тамошней власти. Ему, в частности, покровительствовал секретарь грузинской компартии Г. Ламинадзе, которого вскоре арестовали, а за Мандельштамом установили почти открытую слежку.

И этот факт, и самоубийство Маяковского, и жуткие последствия коллективизации – все это вместе вдруг и сразу открыло впечатлительные и очень зоркие глаза поэта на ту политическую систему, которой он еще совсем недавно восхищался. У Мандельштама началась начальная фаза своеобразной «творческой ломки». Отныне, по словам поэта, «его берет за руки и ведет страх». Бесстрашные строки своих стихов 1931 – 1933 гг. он пишет «со страха».

Но страх пока еще не насилует и не ломает его музу, он лишь возбуждает ее, ибо система со всеми своими щупальцами пока еще находится на некотором отдалении от его письменного стола. Поэтому он и пишет под гипнозом страха свои гениальные строки.

Последняя прижизненная публикация стихов Мандельштама пришлась на 1932 г. То были три его стихотворения: «Ленинград», «Полночь в Москве» и «К немецкой речи». Их напечатала «Литературная газета». Всё! Больше Мандельштама не читали почти 40 лет.

* * * * *