Читаем От кетменя до мундира посла. Страницы жизни семьи, республики, страны полностью

Между тем, нашу семью постигло очередное испытание. Отец серьезно заболел и местные врачи не смогли установить диагноз, только рекомендовали пройти курс лечения в бальнеогрязевом курорте Ессентуки. Поездка на курорт в 1954 году заметного улучшения не принесла. Для излечения отца, семья перебралась на его малую родину, в Токтогул. Он жаждал привычной атмосферы, хотел познакомить нас с тяжёлым трудом животноводов, бытом сельских жителей. Самым благословенным и благодатным временем и местом для аильчан издавна летом было жайлоо Арым- высокогорное пастбище, куда пригоняли колхозные отары овец. Пережив суровую холодную зиму, люди всем аилом покидали сухое и жаркое предгорье и перебирались в прохладу и зелень высокогорий. Дорога до угодий занимала световой день. Непосредственно за селом нас встречали одичавшие абрикосовые деревья, кустарники шиповника и дикого винограда. Тропа проходила по живописному ущелью, вдоль небольшой речки с водой хрустальной прозрачности, иногда она ограничивалась с одной стороны скальной стеной, с другой, отвесной пропастью в несколько десятков метров. Лошади привыкли к таким переходам. Как правило, ими не управляют на горных тропах. Всадники, отпустив поводья, доверяют им. Местная горная порода лошадей происходит от тех, разведением которых занимались древние кыргызы четыре тысячи лет назад. У неё крепкие копыта, не требующие ковки. На лошадь и яка (незаменимое вьючное животное, живущее на высоте 3–4 тысяч метров) увязывались с особой старательностью разнообразные грузы. На пути к жайлоо протекала горная речка, которая при переходе, доставляла много хлопот. Изо всех сил мы старались противостоять её стремительному течению. Долгий изнурительный путь, завершался в просторной долине, ограниченной со всех сторон горными хребтами. Рассвет приходил сюда с опозданием, а сумерки, наоборот, раньше времени. Прямо перед глазами- желтые шапки одуванчиков и зрелые колоски трав, в чащобе стеблей которой копошатся всякие букашки, а там за крутым оврагом, далеко вдали, в дымке, сияющие белизной вершины гор. Не желая, чтобы мы пускались в опасное путешествие, взрослые упреждали рассказами о медведях, любящих лакомиться ягодой. На изумрудных коврах, украшенных альпийскими цветами, привольно располагаются юрты, и всюду виднеется пасущийся скот. Размещались мы в одной из юрт всей семьёй.


Отец на излечении. Город Ессентуки, 1954 год.


Самое забавное было ходить в близлежащие горы на охоту с мелкокалиберной винтовкой, патроны были строго ограничены, однажды младшему из братьев, Олегу, улыбнулась удача, ему удалось подстрелить улара, редчайший случай для охотника.

На жайлоо мы ежедневно общались с родственниками, семьёй старшего чабана совхоза имени Токтогула, Мамбета Абдылдаева, Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета СССР, его отцом, Абдылдой. Мамбет всю свою жизнь был чабаном. В памяти знавших его был улыбчивым, считавшим себя счастливым. Среди его лошадей были резвые жеребята (тай), я попросил отца, чтобы одного из них поймали и разрешили мне проскакать на нём. Взрослые отговаривали Кожомжара от этой затеи, говорили, что такое общение с дикими животными опасно даже для детей чабанов, привыкших к лошадям с рождения. Они не объезженные и непредсказуемые для наездника, при отсутствии седла и уздечки, если испугаются, могут устроить скачки во весь опор, и тогда сдержать их и успокоить будет очень трудно. Отец не устоял и уступил мне, жеребёнка заарканили, накинули на шею верёвку, усадили меня на него и отпустили. Стремительный бег скакуна позволил мне почувствовать просторы долины, в ушах свистел ветер, густой ельник мелькал в стороне, травяное поле без оврагов и камней не создало дополнительных трудностей, и я уверено держался на жеребенке. Первый приобретенный опыт стал отправным, позже последовали скачки на взрослых лошадях в многочисленных спортивных турнирах с детьми чабанов и братьями в аламан байге.

Старшему брату, Мамбет доверил лучшего жеребца (айгыра) во время игры улак тартыш. Помимо лошади селяне содержали почти всегда ослика или ишака. Его мощное тело может перевозить грузы больше собственного веса, и мы верхом на них, ездили достаточно далеко. Возвращалось умное животное к привычному месту галопом, упасть с него не составляло труда, повредиться ощутимее, чем упав с лошади. У нашего родственника Аджи, весёлого и доброжелательного, был ишак, крупный, черный, злобного нрава, он признавал только своего хозяина. Желающим усидеть на нём он не оставлял выбора, брыкался, становился свечой и не успокаивался, пока не сбросит смельчака.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное