Читаем От кетменя до мундира посла. Страницы жизни семьи, республики, страны полностью

Старший брат отца, Шабдан, Чон-ата (дедушка), вызывал у нас чувство большого почтения. Его окладистая белая борода, степенный шаг и неторопливый рассказ вечерами, о делах и заботах, или о давно минувших днях, мы слушали с большим интересом. Мне всегда казалось, что он похож на важного вельможу, который сошел с киноленты, повествующей о бухарском эмирате. Породистые черты его лица подтверждали мое воображение. Его сын, ровесник нашей мамы, Тюльбаши, построив дом в районном центре, уступил его нашей семье на долгих три года, пока не выздоровел отец. Младший брат Кожомжар-ата, Кулаш-ака, был водителем грузовика, в прежние годы, когда о мостах через Нарын мечтать не приходилось, и ничего не оставалось, как все же пробивать дорогу вдоль реки, через теснину. По ней и ездили водители из Джалал-Абада в Токтогул, о ней он рассказывал всякие страшные истории, и каждый поворот реки в памяти оставался сорвавшимися в Нарын автомашинами.

Дядя был высокого роста, необыкновенный физической силы, балагур и шутник, курсируя по старой дороге сберегся, а на новой, после аварии не выжил.

Младшая сестра отца Мейлихан-апа, с мужем и двумя детьми жила близ Оша, в Жапалаке. Мы часто гостили друг у друга. Из всех родственников наиболее тесно общались. Она была хозяйственной доброй женщиной. При нехватке денег, всегда обращались к ним. Поколение, к которому относились наши родители, жило в военное лихолетье, в годы восстановления хозяйства…Потери и невзгоды сформировали в них достойные восхищения качества: смелость, готовность к самопожертвованию, солидарность. Многих из тех, кто был участником или свидетелем этих событий уже нет в живых. Дети военных и послевоенных лет успели услышать их воспоминания. Лишения конца 50-х годов усугубились, когда правительством Хрущева было введено налогообложение на плодовые деревья и запрет на разведение скота и домашней птицы в городах и рабочих поселках. Эти мероприятия закончились плачевно: деревья массово вырубались, скот резали. Мы остались без помощи маленьких хозяйств. То, что не подлежало забою, выгоняли с подворья. Ослики сбивались в табуны и бродили по улицам и близлежащим полям, создавая ощущение уныния, утраты и печали. Первоначально они возвращались к своим дворам и к горечи хозяев, и своему недоумению, скотину не принимали в привычные стойла; уныло стоя у ворот, они рождали всеобщее впечатление тщетности, заброшенности и сожаления.

В общении с животноводами, окружающими нас родственниками, мы глубже узнали национальные традиции в том числе, влияние на нас скверного опыта и негативной практики власти.

Дни на пастбище становились короче, близился отъезд, все чаще солнце скрывалось из-за горных вершин потянулись темные тучи, и по долине промчался ветер. Ветер положил начало новому режиму погоды, бывало так – повалит снег, пики хребтов тонут в белой мгле. Память о времени, проведенном на жайлоо, греет сердце до сегодняшнего дня. Кумыс, молоко, бешбармак, боорсок, каймак и айран вкусные и полезные продукты. Нам бы еще озаботиться приготовлением сыра, по традициям и четырехсотлетнему опыту Швейцарии, имеющему во многом сходство с нерукотворными пейзажами. Высоко в горах мы увидели землю обретенную предками, трудолюбивыми, щедрыми и терпеливыми.

Истекло более шестидесяти лет, а в памяти сохранились образы десятков родственников, ушедших от нас, помнятся характеры, многих из них.

Прошло много времени, пока я не взялся писать о своих родителях Кожомжаре и Марии (по свидетельству знавшими её в молодости, мама отличалась красотой). Я окончательно убедился в правильности запечатлеть их черты. Сейчас я еще более утверждаюсь в дальновидности моего отца, не увидев всего национального многообразия жизни мы были бы лишены возможности впитать в себя дух предков. Мало какая страна мира может гордиться тем, что почти половина ее территории находиться в высокогорье, что почти сорок процентов-это роскошные летние пастбища. Причем, значительная их часть в сыртовой зоне, на высокогорных плато. Время, проведенное отцом в кругу семьи, в условиях, напоминающих детские годы, среди родственников, чистого воздуха и лечебного питания, полностью восстановили его силы. Он устраивается помощником бухгалтера в местный колхоз имени Карла Маркса. Даже по тем, в общем-то, скромным меркам, это хозяйство было бедным. Трудодни были скудными.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное