От Ханаана до Карфагена

Может быть, воспоминания о правлении сыновей кормилицы отразились в странной истории, рассказанной Юстином (XVIII, 3, 6–14), согласно которой многочисленные рабы захватили власть в Тире, убили почти всех господ и женились на их женах, произведя уже свободное потомство, и лишь позже, поняв, насколько свободные люди умнее рабов, сделали царем некоего Стратона, спасенного своим рабом. Правда, Юстин в начале своего повествования говорит о многочисленных победоносных войнах тирийцев с персами, что как будто относит эту историю к персидскому времени, т. е. к VI–IV вв. до н. э. Но как мы увидим дальше, никаких победоносных войн тирийцы с персами не вели. Возможно, что источник Помпея Трога, сочинение которого вкратце изложил Юстин, объединил под названием «персы» всех восточных соседей Тира, включая ассирийцев, с которыми тирийцы действительно воевали, но далеко не успешно. Греко-римские авторы обычно называли Стратоном финикийца, в чьем имени присутствовал элемент с упоминанием богини Астарты. Но именно таково было имя царя, пришедшего к власти после сыновей кормилицы, — Ас-тарт или, скорее, Абдастарт. Из текста Юстина (XVIII, 3, 18–19) вытекает, что Александр Македонский после захвата Тира распял взятых в плен его жителей, (читая их потомками рабов и пощадив только потомков Стратона, которым вернул власть. Действительно, Александр часть пленных распял (Curt. Ruf. IV, 4, 17), а на тирском троне был оставлен прежний царь Азимилк. Но ни один историк, рассказывавший о захвате Александром Тира, не говорит о мотивах распятия. Трог обычно использовал источник, который восходил к местным преданиям. Думается, что в данном случае речь может идти о народном рассказе, в котором смутные воспоминания о заговоре слуг и последующем возвращении прежней династии на трон смешались с такими же смутными воспоминаниями о персидском господстве, жестокостях Александра и возвращении власти прежнему царю.

Возвращение к власти потомков Хирама не принесло полного успокоения. Сын Астарта (Абдастарта II) Астарим был убит собственным братом Фелетом, а того, в свою очередь, сверг и убил Итобаал. Итобаал был жрецом Астарты (Ios. Contra Ар. 1, 18), a высшее жречество в финикийских городах было связано с царским родом (Katzenstein, 1973, 129–130). Это событие отражает еще один аспект внутренней борьбы в финикийских городах — между царем и высшим жречеством. Юстин (XVIII, 4, 5) отмечает, что в Тире жрец Мелькарта был вторым человеком после царя. И при определенных условиях столкновение между этими лицами становилось неизбежным. Подобное столкновение произошло при правнуке Итобаала Пигмалионе, которое на этот раз закончилось победой царя и убийством жреца (lust. XVIII, 4, 5). Еще позже в Сидоне власть сумел захватить жрец Астарты Эшмуназор, передав эту власть и жреческий сан сыну Табниту (KAI, 14), но внук, оставаясь царем, жрецом уже не был (KAI, 15). Возможно, что и Итобаал снял с себя жреческий сан, ибо в текстах, где он упоминается, говорится о нем только как о царе.

С приходом к власти Итобаала начинается новый расцвет Тира (Katzenstein, 1973, 129–166; Klengel, 1992, 204; Aubet, 1994, 50). Итобаал был заинтересован в создании новых городов, куда могли бы отправляться его реальные и потенциальные противники, включая сторонников прежней династии. Вероятнее всего, с этой целью были основаны Ботрис в самой Финикии и Ауза в Африке (Ios. Ant. Iud. VIII, 13, 2). Менандр, на которого ссылается Иосиф Флавий, сразу же перед упоминанием основания этих городов говорит о жестокой годичной засухе и последующих страшных грозах, поразивших территорию Тирского государства. Это позволяет предположить, что вывод новых колоний был связан также и с экологическими бедствиями. И если так, то основание этих городов не должно было на много отстоять по времени. Практически одновременность создания обоих городов говорит о том, что и заморское, и азиатское направление политики были для тирского царя одинаково важны.