Одним из первых темных глашатаев был Томас Мальтус, который предупреждал в конце XVIII века, что люди будут размножаться в геометрической прогрессии с опустошительными последствиями для человечества. Позиция Мальтуса не была популярна в период взрывного воодушевления, характерного для ранних этапов промышленного развития, когда многое было достигнуто благодаря возможности делать хорошие вещи, когда растущие способности человечества формировать мир в соответствии с собственными целями воспринимались как весьма конструктивные и когда даже рост народонаселения считался благом. Мальтус же видел не великие и сияющие достижения, но тьму, оскудение, бедность и голод. Его «Опыт о законе народонаселения», опубликованный в 1798 году, был ответом эссеисту и утописту Уильяму Годвину, который проповедовал способность человека к совершенствованию. «Я прочитал несколько рассуждений относительно совершенствования человека и общества с большим удовольствием, – писал Мальтус. – Я был растроган и восхищен очаровательной картиной, нарисованной ими. Но, – приходил он к выводу, – рост народонаселения настолько превосходит возможность земли производить средства пропитания человека, что человечество ждет в том или ином виде преждевременная смерть»[21]
. Из-за своего пессимизма (и совета людям ограничить половую жизнь) Мальтус стал карикатурным персонажем. Из-за своего отношения к миру он до сих пор считается кем-то вроде Скруджа.В то время как Мальтус делал печальные предсказания относительно народонаселения и ресурсов, другие отмечали природные и духовные изменения, возникающие по мере распространения промышленности. Английские писатели-романтики, такие как Уильям Вордсворт и Уильям Блейк, описывали глубины духа и воображения, куда может привести вдохновение природой; они выступали против городского общества, становящегося всё более механистическим, уделяющим всё больше внимания потреблению и тратам. Американцы Джордж Перкинс Марш, Генри Дэвид Торо, Джон Мьюр, Альдо Леопольд и другие продолжали эту литературную традицию в XIX–XX веках в Новом Свете. Из лесов штата Мэн, Канады, Аляски, со Среднего Запада и Юго-Запада эти голоса вопиющих сохраняли в языке любимые пейзажи, оплакивали их уничтожение, вновь и вновь подтверждая веру, выраженную в знаменитом изречении Торо: «В дикости состоит сохранение мира»[22]
. Марш одним из первых понял, что человек способен разрушать окружающую среду в течение долгого времени, а Леопольд предвосхитил ощущение вины, столь характерное для значительной части экологического сознания наших дней: «Когда я отправляю свои мысли на печатный станок, я помогаю вырубать леса. Когда я наливаю сливки в чашку кофе, я способствую осушению болот, чтобы на них паслись коровы, и истреблению птиц в Бразилии. Когда я еду на своем форде на птичью ловлю или охоту, я опустошаю нефтяные месторождения и переизбираю империалиста, который поставит мне автомобильную резину. Более того: если я произвожу на свет более двух детей, я создаю неизбывную нужду в еще большем количестве печатных станков, коров, кофе, нефти, а для этого еще больше птиц, деревьев и цветов должны быть или убиты или… выселены из мест своего обитания»[23].Некоторые из этих людей участвовали в создании обществ сохранения природных ресурсов, таких как
Но только после опубликования в 1962 году книги Рейчел Карсон «Безмолвная весна» это романтическое отношение к дикой природе соединилось с научным подходом к проблеме. До этого момента энвайронментализм означал протест против явного урона от вырубки лесов, горных работ, промышленных загрязнений и других видимых вмешательств – и стремился сохранить особенно ценные ландшафты, такие как Белые горы в Нью-Гэмпшире или Йосемитский парк в Калифорнии. Карсон показала нечто более коварное: она изобразила пейзаж, в котором не поют птицы, а дальше объяснила, что созданные человеком химические вещества – в частности, пестициды вроде ДДТ – опустошают природный мир.
Хотя на это ушло почти десять лет, «Безмолвная весна» привела к запрету ДДТ в США и в Германии и вызвала продолжительную дискуссию по вопросу опасности промышленных химических веществ. Книга оказала влияние на ученых и политиков, которые обсуждали проблему и создавали группы, такие как