От Копакабаны до Амазонки

Словом, получилось следующее: бразильцы изгоняют из своей страны голландцев; португальцы и англичане, опираясь друг на друга, заменяют голландцев как колонизаторы Бразилии.

Приходит эпоха падения мировых цен на сахар. Определяется это тем, что много сахару стали производить Антильские острова и Восточная Индия. Еще недавно монополист на мировом сахарном рынке — бразильский северо-восток вдруг оказывается в ранге третьестепенного поставщика. Таким образом, первая сельскохозяйственная эпопея Бразилии завершается тем, что на месте вчерашних плантаций сахарного тростника остаются омертвленные монокультурой пустынные земли.

Показной шик быстро богатевших рабовладельцев, неустойчивость экономики, основанной на монокультуре и вообще на производстве какого-либо одного продукта (что характерно для всей истории Бразилии), частые волнения рабов, смена колонизаторов при постоянстве колониального режима — все это, вместе взятое, и породило, я думаю, следующую бразильскую поговорку: «Отец богатый, сын бедноватый, внук нищий». В 1846 году Лопес Гама писал: «Покупать пищевые продукты — муку, рис, артишоки, кукурузу — мне приходилось у многих жителей. И мне всегда говорили, что эти люди происходят из богатых семей. Но боже, как они выглядели! Босые, в изодранных рубашках и заплатанных штанах, с взлохмаченными волосами. Лица изнуренные, морщинистые, цвета старой гитары… Да что тут говорить о благородстве, все ясно как божий день!»

Те же нотки под пером Фонсеки:

«Семьи, которые здесь сегодня богаты и уважаемы, уже через два или три поколения могут превратиться в таких же ничтожных голодранцев, какими стали ныне потомки некогда всемогущего Леме (1720)… Я знал человека, который жил тем, что прислуживал у моего отца в качестве писаря. Оказалось, что имя этого обездоленного человека — Аполинарио Леме и он является прямым отпрыском того самого Леме, которому король Португалии прощал все преступления».

В 1807 году Наполеон оккупировал Португалию и ее двор бежал на корабле. Разумеется, на английском. За это англичане по договору от 1810 года выговаривают себе права: постоянно держать свою эскадру в Бразилии; свободно проживать в этой стране; свободно торговать во всех ее портах. Получили англичане еще и такое право: если англичанин в Бразилии совершит преступление, то он может быть судим только английским судом… Могучий британский лев «разделил» власть над Бразилией с малюсенькой и слабенькой Португалией… Впрочем как показывает в своих исторических трудах Селсе Фуртадо, этого хотели сами латифундисты Бразилии. Здешние крупные землевладельцы, пишет он, ясно понимали, что Португалия как метрополия лишь путалась в ногах. Для них нужна была свобода торговли, в том числе и с Англией. Устранение ограничений в торговле несло крупным бразильским дельцам много выгод: снижение цен на импортную продукцию, увеличение иностранных субсидий, благоприятные условия кредитования и тому подобное.

Словом, бразильские помещики стремились стать вассалами того иностранного хозяина, который был сильнее. Конечно, это была близорукая политика. Но разве не сказано уже давным-давно, что исторические перспективы могут правильно оцениваться только с больших расстояний?

В Ресифи в 1810 году мистер Генри Костер, влиятельный член английской колонии, вдруг становится сеньором Энрике да Коста, а вместе с тем владельцем обширных плантаций сахарного тростника, предприятий по его обработке и массы рабов. Пример вполне типичный.

Со временем господа сахарного северо-востока Бразилии обзаводятся библиотеками и пианино. И если этот край «не дал стране не только ни одного святого, но даже и ни одного аскета», то зато отсюда вышло немало крупных администраторов, дипломатов, государственных деятелей, поэтов, математиков, музыкантов, художников… Рабство законно существовало здесь вплоть до 1888 года, несмотря на множество кампаний в пользу освобождения, которые велись по всей стране, включая и северо-восток.

С конца XIX столетия в пейзаж района вписываются промышленные предприятия. Развивается концентрация производства. Крупнейшие магнаты стали проживать в городах, «руководя» делами издалека, через «аппарат». Но все это мало что изменило. Феодализм оставался по-прежнему царствующим. Он пережил все эпохи: завоевание страны, независимость, империю, республику — целых четыре столетия — и не потерял ни своей экономической гегемонии, ни своего политического всемогущества. Сегодня латифундисты держат в своих железных руках избирателей по своим округам, и с этим их засильем никто здесь не в силах бороться.

Португалия с ее монопольными правами в экономике, затем голландцы и англичане с такими же правами не дали бразильским латифундистам превратиться в коммерсантов и промышленников. Этими последними в Бразилии все время были пришельцы — португальцы, голландцы, англичане. Они организовывали и монополизировали здесь торговлю, экспорт и импорт. Награбленные таким путем средства колонизаторы переводили в свои метрополии, где и наращивали промышленность, запрещенную в Бразилии.