От косяка до штанги

В первый день после обеда курсанты отнесли в мойку тарелки с недоеденными веществами, называемыми пищей. В памяти еще витал аромат маминых блинов, испеченных сынкам на дорожку. На следующий день все тарелки сдавались пустыми. Голод – не тетка. Я, привыкший к кашам еще в городе, воспринимал армейский рацион стоически. Кулинарные блюда советской столовой меня никогда не смущали. Тем более что всегда можно было попросить добавки этой самой каши, и набить ею пузо под завязку. Белый хлеб с маслом воспринимались как десерт. Соленую рыбу, прежде чем подать к столу, всегда жарили. За каким хреном, непонятно.

В нашем взводе был персонаж по фамилии Столяров. Он был помешан на идее, что ему не хватает еды, просто желудочная клептомания какая-то. Столяров слонялся по казарме и задавал вопросы, нет ли у кого печенья или батона. На обед он всегда носил с собой банку консервов, которую там же и приканчивал вместе со всеми причитающимися солдату обеденными ингредиентами. Каждое утро начиналось с того, что Столяров с двумя оцинкованными ведрами, предварительно их отдраив, обливался водой прямо на улице. Ангина не пощадила любителя моржевания, и он слег в лазарете с температурой длиной в сорок ртутных делений. Но все равно продолжал обливаться, говоря, что может вылечиться только так! Был издан неофициальный указ: за поимку Столярова с ведрами начальство обещает небольшое вознаграждение. Мне вспомнились крысы на корабле, за поимку которых тоже обещалось вознаграждение.

Стрельба из автомата – единственное пиф-пафное развлечение, которое ожидало будущих выпускников Университета телекоммуникаций между освоением стратегического оружия БСЛ (большая саперная лопата) и нарядами. В городе мы уже успели пофукать из пистолета в тире Суворовского училища, но один раз не в счет. Когда тебе дают в руки Макаров, предварительно отутюжив мозги лекциями по технике безопасности, ты уже мало что соображаешь. А когда дается команда, и пять человек слева и справа начинают палить, то такое ощущение, что звуковая волна смещает голову к плечам. Я продырявил бумажную область с названием «молоко», и особо по этому поводу не расстроился.

Другое дело автомат. Долгие россказни о том, как мальчик застрелил лейтенанта (стоял, стрелял очередями, автомат повело влево, финита ля комедия), или как посреди учений на горизонте был замечен глухой старичок-грибник, затерявшийся между деревцами, способствовали напряжению нервов. Одиночными выстрелами стрелять запрещено. Только очередями. Произнести про себя «двадцать два», выжимая курок мягко и нежно, как автомобильное сцепление. Двадцать два – и несколько человеческих жизней, утрамбованных в пули, понеслись навстречу мишени, преодолевая силу земного тяготения и сопротивление воздуха.

Полковник Качаев – единственный адекватный военнокафедровский офицер среди тех, что сопровождали нас, выступил с прощально-приветственным словом.

– Вам предстоит поразить три мишени. После того, как уложили первые две, можете выпустить по третьей все, что осталось в магазине. Заодно порезвитесь.

Закомпрессованная голова мало что восприняла. Ничком в окоп, «К стрельбе готов!», стометровка до первого муляжа, который требуется сбить конусообразными свинцовыми козявками, вылетающими из огнестрельной ноздри. Я положил первые две мишени, нажимая на коготь курка ласково, как учил ковбой Мальборо Харли Дэввидсона: курок не член – не надо его дрочить. Затем стал вспоминать слова ковбоя Качаева, пытаясь понять, какое право мне дают оставшиеся патроны. Уложив третий «танк», я дал себе и автомату просраться, расстреляв дальние кустики, пока магазин не опустел. Когда Павлик повернул голову, то увидел бледного лейтенанта.

– Ты по кому стрелял? – спросил он дрожащим голосом.

– Ни по кому, – ответил я.

– Это… Это нельзя, – сказал он, выдрав автомат у меня из рук, как сорняк из грядки.

Автоматическое оружие манит к себе мужскую особь. Это магнитное поле, попадая в которое, ты теряешь контроль, создавая индукцию латентного желания – убить. Отголоски желания можно почувствовать, просто подержав в руках вороненую сталь, заглянув в колодезное дуло пистолета, на дне которого плещется будущая кровь противника. Азартные люди пытаются сдерживать свою страсть к рулетке, зная, до чего она может довести (Достоевский последние штаны закладывал). Прежде, чем давать человеку в руки автомат, его (человека) нужно протестировать на предмет предрасположенности к убийству. Не исключено, что первый выстрел по мишени станет первым шагом по дороге судьбы. В конце дороги будет летальный исход жертвы в связи с попаданием в ее голову инородного тела размером с муху, оставившую в исходной точке гильзу помета.

Когда мы въехали в квартиру на Моховой улице, владелец пошивочного цеха, располагавшегося там до нас, проинструктировал меня на предмет соседей, канализации и крыс. Потом посмотрел в потолок.