От косяка до штанги

Несколько лет назад мой бывший коллега по танцевально-хореографическому цеху встретил этого хореографа в продуктовом магазине. В роли грузчика. Со спившейся рожей. Маленькая трагедия одного человека, которому система давала право работать в детском хореографическом ансамбле, тешить свои созидательные амбиции, ставить танцы, трансформируя такое времяпрепровождение в зарплату. После того, как ДПШ оккупировали кооператоры, его выбросило на мель из океана свободного предпринимательства, и он задохнулся от собственной неприспособленности к жизни с картофельным мешком на спине.

Он учил нас брэйк-дансу. Это был мой козырь. Потому что стыдно было признаться сверстникам, которые боксируют на ринге, водят картинг, гоняют в футбол, что ты занимаешься хореографией. Брэйк был поделен, как палубы корабля — на нижний и верхний. Я танцевал нижний. В пионерском лагере на дискотеках, собирая пыль и грязь на полу в местном клубе.

Естество мое ни под каким предлогом не принимало занятия у станка (отполированные сотней ног две толстые палки, идущие вдоль стены в хореографическом классе). Батман-плие, первая позиция, лебединые руки ищут опору в воздухе. Станок меня отторгал, так же как я его. Другое дело танцы в большом зале. Вальсирование тридцати пар, танец «Башмачки», танец «Потешки». Выступали во всевозможных ДК, в БКЗ «Октябрьский», во Дворце пионеров, в залах и зальчиках. С натужной улыбкой я шелестел по сцене, выворачивая каблуки концертной бутафорской обуви на радость родителям и бабушке.

День рождение девочки с длинными чуть вьющимися волосами. Несколько человек из танцевального сообщества «Юность» в комнате с накрытым столом, лимонад пополам с оливье. «Льдинка, льдинка, скоро май», — неслось из магнитофона. Игра в «Кис-кис-мяу». Невинные шалости с легким порнографическим оттенком. Мне выпало целоваться с именинницей в темном коридоре. Не через платочек. Губы в губы. Вышли из комнаты, и она засосала меня, как макаронину, в трясину девичьего рта. Не дав опомнится, потащила обратно в комнату.

Такая осведомленность в деле соприкосновения губ разнополых особей привела к тому, что несколько раз в неделю я наведывался в края, где она жила. Велосипедил из одного района в другой, протирая промежность своих штанов с одной единственной целью — случайно ее встретить. Договориться о том, чтоб пересечься в заранее заданном режиме (назначить свидание) — я не решался. Пытался подстроить случайное столкновение на улице, для чего облазил все окрестные школы, и нарезал круги вокруг заветного дома. Но случай потому и случай, что не подразумевает заранее разработанного сценария. «Моя любовь на пятом этаже», — пели четыре секретных галстука, я вторил им, взирая на пятый этаж хрущевки, где готовила уроки Лолита с маковыми губами и русалочьими зелками.

Из хореографии я свалил, и пошел в тренажерный зал. Супротив мясистых дядечек, которых так и хотелось после тренировки отправить на бойню, я выглядел логичным завершением своей хореографической карьеры. Прозанимавшись пару месяцев, решил, что эти убогие железки такому одухотворенному юноше, как я, не подходят. И даже Шварцнеггер, взиравший со стены (страна узнала, что есть такой способ измены Родине, как видео) не смог убедить меня в обратном.

Между штангой и турником я познакомился с парнем, предложившим сходить в ЛДМ на рок-концерт, который устраивал Житинский от имени журнала «Аврора». Житинский для меня тогда значил то же, что для романтического ребенка, помешавшегося на индейцах и ковбоях, значит Фенимор Купер. Его книга «Путешествие рок-дилетанта» стала окном в иную реальность. Честно не вернув ее в школьную библиотеку, я вычитал то, что намеренно было стерто из атмосферы, меня окружавшей. Ныне Житинский стал издателем и первооткрывателем юных (и не очень юных) литературных талантов, удалившись от рок-музыки на почтительное расстояние.

Первый бал Наташи Ростовой. Единственный концерт, который я посетил до этого — выступление ансамбля «Секрет». На тот момент это был яркий мазок на стене серой повседневности. Но ЛДМ стал для меня балом монстров. Такого количества непонятных людей в одном месте до этого встречать не приходилось. В фойе промеж кучкующихся посетителей маневрировал штрих, на груде которого поселилась табличка с надписью «Гогик, ты где? Найди меня». На сцене пел Свин в сопровождении ансамбля. На гитарах играли мужчины в пиджаках, таких, в которые одеваются сорокалетние бухгалтеры, укрепляя локтевые сгибы заплатами, по форме напоминающими следки для обуви. Через несколько лет я встретил в «Горе» бомжеватого субъекта, который выпрашивал у меня пива. Это был Свин. «Я хочу купить себе трехмоторный самосвал, чтобы вывеси на свалку, все что раньше собирал». Свин собрал, что нужно, и покинул этот свет. Когда в прямом эфире на РТР показывают в дупель пьяного рок-деятеля, которого будят и говорят: «Андрюша, ну давай, пора на сцену», невольно проникаешься смесью сочувствия и уважения к такому наплевательскому отношению к собственному имиджу.