От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство

Передавала письмо из рук в руки. Я просила Сталина написать письмо Владимиру Ильичу, так как тот ожидает ответа, беспокоится. Сталин прочел письмо стоя, тут же при мне, лицо его оставалось спокойным. Помолчал, подумал и произнес медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, делая паузы между ними: «Это говорит не Ленин, это говорит его болезнь». И продолжал: «Я не медик, я — политик. Я Сталин. Если бы моя жена, член партии, поступила неправильно и ее наказали бы, я не счел бы себя вправе вмешиваться в это дело. А Крупская — член партии. Но раз Владимир Ильич настаивает, я готов извиниться перед Крупской за грубость».

Со слов Володичевой, письмо не было передано 6 марта по настоянию Крупской. Согласно Фотиевой, — его задержала Володичева, побоявшаяся идти с таким резким письмом к Сталину. Эта версия выглядит более правдоподобной.

Фотиева вспоминала, что Ленин «ждал ответа. Ждал по минутам. А Володичева не решилась отнести письмо Сталину, такое оно было резкое. И только на следующее утро я узнала, что письмо еще лежит у нас. Велела Володичевой отнести»187.

Кто из них говорит правду — понять трудно.

После того как адресат получил письмо, Володичева «записала коротенький ответ Сталина Владимиру Ильичу, и так волновалась», что с ее почерком случилось ­что-то неузнаваемое. Ответ Сталина, в свою очередь, Володичева не понесла Ленину — она отправилась на квартиру к Каменеву:

Мне посоветовали это мои товарищи, в частности Мария Игнатьевна Гляссер. [...] Она сказала, что обязательно нужно зайти и показать это письмо Каменеву, потому что Сталин может написать такое, что вызовет беспокойство Владимира Ильича. Каменев его прочитал и вернул мне со словами, что письмо можно передать. После посещения Каменева я вернулась к себе в секретариат. Но письмо не было передано, потому что уже было поздно: Владимиру Ильичу уже было плохо.

«Плохо» — не совсем точное определение. 5–7 марта произошли события, за кулисами которых стояли Сталин, Дзержинский и их подчиненные, события, окутанные тайной. Похоже, что уже 6–7 марта Ленина арестовали:

Официально стало известно, — вспоминает Володичева, — что Владимир Ильич 6 марта или даже уже 5-го был не в состоянии ни читать, ни работать, ни ­кого-то принимать, ни ­что-то предпринимать. С ним нельзя было связаться.

«Официально было известно...», «с ним нельзя было связаться...» — это и есть указание на арест Ленина. Значит, уже 5–6 марта Володичева сообщила Сталину о написанном письме Ленина, равно как и о письме Ленина Троцкому.

«И как было с Надеждой Константиновной — это тоже неизвестно», — продолжала Володичева. Из этого мы обязаны сделать вывод, что одновременно, 5–7 марта арестовали и Крупскую.

М. И. Ульянова, очевидно, тоже арестованная, получила разрешение на телефонный звонок Сталину. Содержание их разговора неизвестно, но из обрывков раздававшегося в телефон крика можно было понять, что она требует немедленного освобождения и угрожает, что в противном случае обратится от имени Ленина с призывом о помощи к рабочим Москвы. На Сталина, похоже, эта угроза не подействовала188.

6 марта Володичева записала в «Дневнике»: «Письмо Владимиру Ильичу еще не передано, т.к. он заболел». Это была последняя фраза «Дневника дежурных секретарей Ленина» (расшифрованная Володичевой в 1956 году).

«Нельзя сказать, знал ли Ленин об ответе Сталина, с точной достоверностью. Да, впоследствии, когда мы были на даче, когда ему стало лучше, это было возможно. Но возможно, а не точно!» — так завершила Володичева свой рассказ о последней схватке189.