От легенды до легенды

— Кур-кур-курочка! А ну-ка иди сюда! — Де Мариньи, красивый моложавый господин, шумно расцеловал дочь в обе щеки и усадил рядом с собой. — Ты все еще боишься страшных сказок? Нет? Какая ты у меня умничка! Тогда читай…

Это был «Бинокль». От де Шавине девушка знала, что издатель этой газеты не имеет ни совести, ни вкуса, но маркиз выписывал разные газеты, и девушка послушно принялась за отчеркнутую ногтем статью.

«Я боюсь! — писал „барон Пардон“, и Эжени вспомнила, что этот же репортер разыскал в колониях их дальнего родича, из-за чего отец почти поссорился с дядей. — Я слишком долго пробыл вне цивилизации, чтобы отвернуться от пугающих совпадений, которыми меня встретило отечество. Проведя многие недели среди туземцев и привыкших к смерти солдат, начинаешь смотреть на мир по-иному, и я боюсь! Я, пятьдесят с лишним дней преследовавший по саванне банду, более похожую на небольшую армию. Я, стрелявший в приходивших по ночам к нашему лагерю львов. Я, переправлявшийся через пропасти с помощью каната и спускавшийся в полные ядовитых змей расселины, боюсь. И этому страху меня тоже научила Африка, дикий Эрец-Куш, ощущающий своей леопардовой шкурой то, что мы, дети цивилизации, разучились чувствовать. Мы возвели на пьедестал науку, уверовали в могущество пара, но есть иные силы; они спят, и они могут проснуться. Я знаю, надо мной станут смеяться, и все равно на оглашении приговора во Дворце Правосудия меня не будет. Я знаю, что за решение примет суд. Хуже того, я предвижу, что случится потом.

Мудрый старик, который умер в Кад-аль-Кууде на моих руках, рассказывал, как человека, ненароком оскорбившего мертвеца, укрывают от потусторонней мести в тени земной кары. Воина отправляют пасти скот, крестьянина на год отдают в рабство, раба наказывают плетьми. Гражданина Гарсию оправдают под восторженные аплодисменты публики, и да поможет оправданному Господь, в которого мы разучились верить!

Как смеялись мы над суеверными невеждами, заговорившими о проклятии фараонов, но где сейчас те, кто нарушил покой Долины Царей? Где лорд Грэм, профессора Кэммерли и Рилей, полковник Браун? И это лишь те, чьи имена на слуху! Мертвые мстительны и злопамятны. Наши предки знали это, их завет „или хорошо, или ничего“ продиктован не благородством, но страхом. Тем самым страхом, что вынудил меня взяться за перо. Да, я выставляю себя на посмешище, но такова судьба большинства пророков. Я узнал о деле Гарсии все, что мог, и я, как и его защитники, не могу молчать! Я, как и его защитники, делаю то, что мне велит совесть, хотя те, к кому я обращаюсь, вряд ли станут меня слушать, и все же, все же, все же…