От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

М.Л. Богданов^{546}. Линия нашей политики была очень осторожная. Мы не хотели никого обидеть. Более того, так работал не только МИД. Информация, анализ стекались из разных источников, по разным линиям. В том числе мы учитывали оценки наших партнеров — и западных, и арабских. Тем более что со стороны оппозиции были абсолютно разные общественно-политические силы.

Автор. Мы имели контакты с властями?

М.Л. Богданов. Постоянные. Мало того. Накануне ухода Мубарака в Каир прилетела межведомственная делегация во главе с А.В. Салтановым. Он тогда был спецпредставителем президента по Ближнему Востоку (как вы тогда — по Африке) и заместителем министра иностранных дел. С ним четыре генерала из четырех разных ведомств. Целью было — понять обстановку и перспективу, кто будет у власти. На 9 февраля я договорился о визите к президенту. Но он принял только А.В. Салтанова и сказал, что намерен оставаться у власти. Потом, тут же во дворце, мы вдвоем с А.В. Салтановым беседовали с Омаром Сулейманом, бывшим главой Службы общей разведки, которого Мубарак накануне сделал вице-президентом и с министром иностранных дел А. Абуль-Гейтом. О. Сулейман говорил: «Нужно сохранить контроль над страной. У власти могут быть или армия, или «Братья-мусульмане». За спиной Ат-Тахрира стоят именно «Братья». А другие… Я вел с ними переговоры по заданию президента. Приходят человек тридцать: и студенты, и «Братья-мусульмане», и левые, и какие-то либералы и все сразу говорят на разных политических языках. Какая-то какофония. Не могу понять, что они хотят. Сталкивающиеся требования, спорят при мне. В конечном итоге они сошлись только на одном: Мубараку уйти в отставку».

Автор. То есть 9 февраля окончательного решения не было?

М.Л. Богданов. Видимо, нет. Российская делегация улетела в Дамаск. Все казалось подвешенным. Ведь незадолго до этого я по поручению С.В. Лаврова для передачи его призыва не допустить бесконтрольного развития событий и насилия встречался с М. эль-Барадей, в том числе чтобы услышать его личную оценку ситуации. Приехал на его достаточно скромную виллу по Александрийской дороге. Приехал на машине без флага — мол, частный визит. Думал: встречу «вождя революции», увижу «мини-Смольный», охрану, снующих курьеров, заседание штаба. Он был один. Пили чай-кофе. Беседовали минут сорок. Ничего конкретного. Лишь примерно каждые десять — пятнадцать минут звонил телефон, он выходил в соседнюю комнату и говорил по-английски: «Да, Магги… [американский посол Маргарет Скоби]. У меня русский посол». Что-то объяснял. Видимо, получал рекомендации, как с нами строить разговор.

Так вот: наша делегация улетела 9 февраля, а 11 февраля было заявлено об отставке Мубарака и передаче власти Высшему совету вооруженных сил. Президент ушел в отставку по-доброму, никуда не бежал, в отличие от тунисского Бен Али. Остался в Египте. Его арестовали. Хотя ему предлагали политическое убежище те же саудовцы и эмиратовцы.

Взявший власть Высший совет вооруженных сил Египта объявил о проведении парламентских выборов.

Независимо от результатов выборов армейское руководство стремилось оставить за собой функции гаранта устойчивости управления страной и не планировало проведения коренных изменений в вопросах государственного устройства. Но брать на себя всю ответственность было рискованно в условиях нарастающих экономических проблем, роста преступности, требований западных стран провести реформы и демократизацию. Опасность экономического хаоса, ухудшения безопасности, социальных волнений и конфессиональных междоусобиц была вполне реальной.

Давление снизу нарастало: народ хотел быстрее получить хоть какие-то материальные дивиденды от революции, в то время как и финансовые средства, и лимиты для новых популистских мер были исчерпаны.

Реальные доходы населения уменьшались. Хрупкую социальную стабильность поддерживали субсидии на лепешки, растительное масло, сахар.

Революция вернула людям человеческое достоинство и свободу. А как с социальными достижениями? Их пока не было, и они не предвиделись.

В условиях нарастающего хаоса, экономических трудностей, завышенных ожиданий, когда толпа почувствовала свою силу, реформы не приводили к желаемым целям. В обществе чувствовалась тоска по сильной руке, по сильному лидеру для стабилизации обстановки.

Но пока общенационального лидера не было, исламисты усиливали свое влияние.

На выборах в парламент в ноябре 2011 — начале января 2012 года Партия свободы и справедливости («Братья-мусульмане») и ее союзники получили 47 % (почти половину голосов), партия салафитов «Ан-Нур» с союзниками неожиданно вышла на второе место с 24 %, «Новый Вафд» получила 9 %, «Блок Египет» — едва набрал 7 %. Представителей «интернет-молодежи» в Национальном собрании фактически не было^{547}.

Таковы были реалии. Военным удалось добиться того, что в июне 2013 года Конституционный суд объявил результаты нелегитимными, и парламент так и не собрался.