От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

М.Л. Богданов. Мы все время предостерегали арабов, что очень опасно выпускать эти процессы за рамки конституционных механизмов. Мы всегда выступали за то, чтобы соблюдались действующие конституции, а народ давал бы оценку, ту или иную, правящим кругам через выборы. Когда собирается много людей на площади Ат-Тахрир, допустим, или где-то на улицах тунисских городов, или в Сирии, а нам говорят, что это — глас народа, появляются сомнения, потому что демонстрации на площадях отдельных городов — это еще не выражение чаяний всего народа. Мало того, мы всегда исходили из того и говорили об этом нашим арабским и западным партнерам, что вопрос в принципе должен стоять не о свержениях устоявшихся режимов. Главный вопрос, каким будет режим следующий. Он может быть хуже или лучше, поэтому нужно просчитывать ситуацию вперед.

Посмотрим, например, на революцию 1978 года в Иране. Там засиделся у власти шах, его режим сгнил, он вызывал критику и даже отторжение у очень многих общественно-политических сил. И либералы, и исламисты, и левые — все были недовольны режимом. Антишахские настроения объединили всех. А в процессе революционном сразу началась борьба за власть на основе абсолютно разных, диаметрально противоположных, исключающих друг друга социально-экономических программ. После бегства шаха началась настоящая революция, проба сил в новых условиях. И в Египте, и в Тунисе предыдущий режим ушел, и началась борьба за власть между исламистами, либералами, левыми, правыми. Особая роль принадлежит армии. Может ли она стабилизировать обстановку? Захочет ли она стабилизировать обстановку или отойдет в сторону? Это очень важный момент.

Автор. Конечно, была специфика от страны к стране. Но проблема-то шире.

М.Л. Богданов. Естественно. Если народ выходит на улицы, конечно, надо прислушиваться к настроениям в народе. На то она и оппозиция, чтобы власти получили сигнал: идет что-то не так, что-то надо исправить. Тогда возникает вопрос: а зачем конституция? Зачем проводить какие-то выборы и ждать четыре-пять лет, когда в любой момент демонстранты выходят на улицы и говорят: «Народ хочет падения режима!» Я не говорю о воздействии на «народ» своих и прочих «свободных» СМИ. Это по сути одна и та же формула «цветных революций».

Революции охватили страны региона не потому, что там была самая страшная бедность в мире. Глинобитные трущобы Каира утыканы телевизионными антеннами. В домах есть электричество и нередко вода, а дети почти все ходят в школу. Ситуация в Тунисе была еще лучше, а о Ливии и говорить не приходится. Даже в Йемене ситуация не была катастрофической.

Не потому, что они были голодными. В среднем даже египтянин получал калорий выше общепринятой нормы благодаря субсидированным ценам на лепешки, растительное масло, сахар, хотя, конечно, без европейской доли в диете мяса, овощей, фруктов, молока.

За последние двадцать — тридцать лет резко возросла средняя продолжительность жизни во всех арабских странах, что говорило о существенном улучшении положения масс и медицинского обслуживания.

Не потому, что здесь был экономический застой. Наоборот, средние темпы прироста ВВП в Египте в нашем веке — 5–7 % в год (около 4 % даже в кризисный 2009 год) — были выше среднемировых, хотя и ниже китайских или индийских. Достигнутый уровень — примерно 6 тыс. долларов на душу населения в год (по ППС) — выглядел неплохо^{540}.

Не потому, что в арабских странах были самые деспотичные и репрессивные режимы на земле. Были и есть режимы много хуже и страшнее. В Египте, Тунисе все же существовала оппозиционная пресса, была развита система адвокатуры. Хотя были и произвольные аресты, и пытки в тюрьмах и концлагерях.

(По общепринятым стандартам, ливийский режим был более репрессивный. Это — одна сторона дела. Но, с другой стороны, он уделял больше внимания решению социальных проблем.)

Не потому, что Египет, Тунис, Ливия, другие страны стали чемпионами по коррупции. В этих странах традиционно была чудовищная коррупция. Но в списке самых коррумпированных стран они находились где-то в середине. Хотя оговоримся, что общепризнанных критериев определения уровня коррупции не существует.

Несомненно, что социальную напряженность усилило всемирное повышение цен на продовольствие. Это было вызвано как плохими погодными условиями в некоторых государствах — основных производителях продовольствия, так и перераспределением части продовольственных культур на производство биотоплива, а также повышением спроса на высококачественное продовольствие в развивающихся гигантах — Китае и Индии.

Но, опять-таки, катастрофической ситуации не было.

И все же и разрыв между богатством и нищетой, и репрессивный характер автократических режимов, и безработица, и коррупция складывались в критическую массу, потенциально готовую к дестабилизации, если не к региональному взрыву. Почему же произошли революции и массовые волнения именно в 2011 году?