От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Новая система письменности хорошо подходила для ритмического размера, каким излагали сказания о Троянской войне, – гекзаметра, состоящего из шести стоп (каждая из которых включает в себя один долгий и два коротких слога или два долгих). Эту структуру не так-то легко передать финикийской системой письменности, которая пропускает важнейший, ударный, протяжный звук, на котором основан слог – [э] в слове «гнев». Греческий вариант письменности включил в себя протяженные, ударные гласные. Новый, основанный на фонетике алфавит[51] идеально подходил для сказаний о Троянской войне, и, возможно, едва ли не первой задачей, для которой применили его писцы, стала запись этих сказаний. Не исключено даже, что греческий алфавит был изобретен именно для того, чтобы передать гекзаметры сказителей той эпохи[52]. В любом случае новая система гарантировала, что читатель безошибочно распознает первое слово эпопеи – μῆνιν – как «крайнюю степень гнева», и ему не придется догадываться, глядя на три согласные μνν, о чем же пойдет речь:

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал[53]

.

Имя одного из сказителей, Гомера, вошло в историю (хотя мы не можем даже сказать с уверенностью, что такой сказитель вообще существовал), а вот имя гениально прозорливого писца, запечатлевшего в тексте историю Троянской войны, осталось неизвестным. И все же сотрудничество этих людей сделало гомеровскую версию легенды уникальной. Поскольку безымянный писец, по всей видимости, записал целиком версию одного сказителя, поскольку Илиада не была слеплена из отрывков, созданных разными писцами и сказителями на протяжении многих поколений, результат оказался более гармоничным, чем другие древние писания, например Библия. Существенно то, что в Илиаде процесс письма упомянут лишь однажды; эпос предполагал именно устное исполнение, а не запись. Илиада и греческий алфавит – алфавит, основанный на звуке, – явили собой мощное сочетание с очень далеко идущими последствиями. Через несколько веков в Греции сложилось самое грамотное общество, какое только знал мир, и это привело к потрясающему взлету литературы, драматургии и философии.

Греческий алфавит и Гомер привели Александра в Малую Азию, а оттуда отправились намного дальше – туда, где не смогли бы оказаться без его содействия. Сила нового алфавита и культура письменности, распространявшаяся вместе с ним, оказались мощным подспорьем в делах македонского правителя[54]. Покорив Малую Азию и разгромив Дария в Месопотамии и Персии, Александр двинулся дальше – весной перешел через горы Гиндукуша в Афганистан, а в сезон муссонов – через Инд, выдержав по пути битву с войском, выставившим грозных боевых слонов. Его не могли остановить ни вооруженные противники, ни природа. С каждой новой победой в бою, с каждой новой покоренной территорией становилось все яснее, что мир гораздо больше, чем представлялось грекам раньше.

Империя Александра неуклонно росла[55], и он постепенно уверовал, что и сам, как Ахиллес, является полубогом. Он потребовал от греческих городов-государств официально признать его божественную сущность[56], и многие согласились на это. Лишь Спарта, долгое время с оружием сопротивлявшаяся его власти, дала лаконичный, хотя и двусмысленный ответ – «если Александр хочет быть богом, пусть будет богом»[57], намекая на то, что божественность правителя была лишь его фантазиями.

Чем обширнее становились владения Александра, тем труднее ему было управлять ими. Западные и восточные окраины персидской сферы влияния, в частности Анатолия и Египет, с готовностью признали власть Александра, поскольку он оставил и местных правителей, и все имевшиеся государственные структуры. Но чем дальше на восток уходил Александр от Греции, тем больше трудностей он испытывал, удерживая в покорности захваченные земли. Это заметно проявилось после того, как он подчинил себе центральные области Персии, и еще сильнее – после вторжения в столь дальние страны, как Афганистан и Индия.

Чтобы удержать власть над этими территориями, Александр пошел на меры, идущие вразрез с тем, чему его учили: он перестал принуждать негреческие народы к полному подчинению[58]. Александр стал одеваться по обычаю покоренных им стран, начал принимать обитателей присоединенных земель в греческое войско[59], сочетался браком с бактрийской княжной, устроив необычный для греков местный обряд, совершал моления местным богам и требовал от своих восточных вассалов, чтобы они падали перед ним ниц[60].