Совинформбюро то и дело сообщало о событиях, которых не было, и молчало о том, что происходило. Летом и осенью сорок первого бюро не заметило сдачи сотен городов. За Киев, оставленный в ночь на 19 сентября, в Москве сражались ещё три дня, и сообщили о падении города только вечером 21-го. Пропагандистские сказки смешивали с новостями, и отличить одно от другого могли немногие. Но Карин безусловно, безоговорочно верил Совинформбюро, когда речь заходила об освобождённых городах. Даже если доклады опережали событие, всё равно, это значило, что где-то рядом, на подступах к разбитому, сожжённому городку, название которого прозвучало на всю страну и на весь мир, уже залегла атакующая пехота. И её командиры теперь сами лягут костьми, но город, названный в официальной сводке освобождённым, возьмут обязательно.
Эту медовую Медынь, сонную заводь провинциальной жизни километрах в сорока от Малоярославца и в полутораста с лишком от Москвы, Карин помнил отлично. Летом тридцать шестого он вернулся из рискованной берлинской командировки, и месяц спустя, когда были написаны все отчёты, его буквально за шиворот, вытащил на охоту в калужские леса Валера Горожанин — многолетний друг, начальник по службе, в те годы помощник начальника Иностранного отдела НКВД СССР.
Не было больше у Карина таких друзей, как Горожанин. Они начинали в двадцатом в Николаеве. Вернее, начинал Карин, потому что Горожанин тогда уже заведовал секретно-оперативным отделом Николаевской ГубЧК. А раньше, ещё при царском режиме, занимался подпольной революционной работой у эсеров. В четырнадцатом отбывал ссылку, через год уехал во Францию. Был знаком с французскими писателями и твёрдо решил написать книгу об Анатоле Франсе, но сделал это только спустя десять лет в Харькове, уже в должности начальника секретно-политического отдела украинского ГПУ. В семнадцатом, в Петрограде, Горожанин познакомился с Маяковским и дружил с ним всю жизнь. В двадцать седьмом, в Ялте, они сочинили сценарий фильма «Инженер д’Арси», и тогда же Маяковский посвятил ему стихотворение «Солдаты Дзержинского»:
Мы стоим
с врагом
о скулу скула,
и смерть стоит,
ожидает жатвы.
ГПУ —
это нашей диктатуры кулак
сжатый.
ЧК арестовала Карина по доносу в двадцатом в родном селе Высокие Байраки. Его допрашивал Горожанин и быстро разобрался, что донос вздорный и ложный: парень добровольцем вступил в Красную армию, воевал с Деникиным и Махно. А то, что родители у Карина, считай, кулаки и он успел окончить коммерческое училище, так это только на пользу, — значит, не дурак, и те, с кем предстоит работать секретному сотруднику Карину, охотнее увидят в нем своего.
ЧК в то время готовила операцию против «Народної помсти», одной из организаций, державших связь с войсками Директории, которые отступили с поляками. Горожанин мыслил здраво, но отличала его от всех, кто работал тогда в губернских ЧК Украины, способность видеть не просто оперативную обстановку в целом и во всех деталях, но точно прогнозировать её развитие. Он завербовал Карина, тогда же придумал этот псевдоним, со временем заменивший настоящую фамилию Сергея — Даниленко, и отправил его в киевскую «Школу червоних старшин». Там действовала подпольная группа сечевых стрельцов, выйти на которую ЧК никак не удавалось. Вот оттуда, вскрывая одну тайную организацию за другой, оставляя за собой стопки дел, протоколы допросов, прокурорских решений и судебных приговоров, Даниленко-Карин двинулся по цепочке подпольных контактов сперва в Умань, затем в Елисаветград, в ту самую «Народну помсту», а потом в Польшу, во Львов, к Тютюнныку. И ни Карин, ни даже Горожанин представить тогда не могли, что закончится их операция в Харькове, в кабинете председателя украинского ГПУ Балицкого на очной ставке Карина и Тютюнныка, завлечённого обманом в СССР и арестованного на границе.
В начале тридцатых Горожанина откомандировали в Москву для работы во внешней разведке. Карин занимал примерно такие же должности, но в иностранном отделе украинского ГПУ. В Москву, к Горожанину его перевели позже, после возвращения из берлинской командировки. Вот тогда, первый и единственный раз они отправились на охоту в Медынь.
В Берлине Карин работал с Петром Кожевниковым, членом Провода ОУН, соучредителем «Лиги украинских националистов», создателем «Союза украинских фашистов» и агентом НКВД. В иностранном отделе подозревали, что Кожевников связан ещё и с немецкой разведкой. Командировка, действительно, едва не закончилась арестом — гестапо плотно держало украинского эмигранта, так что Карину пришлось срочно сворачиваться. Ему было что обсудить с Горожаниным в те несколько дней в калужских лесах, но как-то раз, неожиданно для него, совсем еще новичка в московских коридорах, в разговор вплелась другая тема.