От лица огня

Всё дело состояло из личной карточки, заполненной Кариным, автобиографии агента, в которой он расписывал, где был и что делал в первые месяцы войны, и выписки из письма капитана Прокопюка, в котором тот, как старый приятель, обращался к Карину на «ты».

Слова, ради которых Карлин велел принести дело, он обнаружил, едва открыв папку: «…внешний вид вполне позволяет использовать его в тылу противника». Это заключение Карина снимало ответственность с Карлина. То, что какой-то Прокопюк из Прифронтового отделения перестраховывался и не хотел рисковать, значения не имело. Другими незадействованными агентами Первое управление в эти дни не располагало, а приказание наркома следовало выполнять немедленно.

Карлин едва знал Карина, но как и в случае с Тимошенко, считал, что после ареста тому не место в органах. Впрочем, на этот раз он был рад опереться на мнение опытного разведчика.

— Готовьте Гольдинова к переброске, — приказал он Тимошенко, возвращая дело. — Через десять дней задание и все сопутствующие материалы должны лежать на столе наркома. И оформите как следует документы: подберите агенту новый псевдоним, хватит ему под порядковым номером гулять. Отберите у него подписку, пусть ещё раз напишет автобиографию, а то у Карина всё сделано наспех. Война у нас или нет, а дела следует вести, как положено.

6.

Пять лет назад старший лейтенант Тимошенко за такую подготовку агента и за такое задание выгнал бы себя из разведки. Он отправлял человека в немецкий тыл с бесполезным пропуском из Житомирского концлагеря, без средств и без явочной квартиры. Допустим, связывать с киевской резидентурой Гольдинова действительно не стоило — агент непроверенный, но хоть какую-то явку ему нужно было подобрать. В Первом управлении все теперь делалось через пень-колоду, зато бумажки оформлялись правильно.

В тридцать третьем Михаила Тимошенко перевели из контрразведки в 4-е отделение Иностранного отдела украинского ОГПУ. Отделение занималось балтийскими странами и Польшей, в первую очередь — Польшей. Тогда его начальником был поляк Казимир Баранский, а противником — Дефензива [18]. Классовая борьба не знала национальностей: с обеих сторон сражались поляки, и украинцы тоже — с обеих сторон. Тимошенко не сомневался, что оказался на верной стороне, на стороне рабочего класса.

После считаных месяцев работы в Харькове его отправили вице-консулом во Львов и дали псевдоним Голуб. Тимошенко возглавил львовскую резидентуру; ОГПУ хотело знать всё о нелегальных центрах Организации украинских националистов. Голуба-Тимошенко готовили к долгой работе в Польше, но он толком не успел даже приступить к ней.

Около полудня 21 октября в особняк на улице Людвига Набеляка, в котором размещалось советское консульство, вошёл молодой человек. Зарегистрировавшись под фамилией Дубенко, он попросил о встрече с консулом, сказал, что мечтает эмигрировать из Польши, жить в Украине. Консула в эти дни во Львове не было, принять посетителя следовало Тимошенко, но он словно почувствовал что-то в ту минуту, а может, и правда, почувствовал — позже он не мог объяснить себе, почему велел поговорить с парнем секретарю посольства, сотруднику ИНО ОГПУ Майлову. Минутой позже Майлов был убит двумя выстрелами и ещё двумя ранен курьер посольства Джугай.

Это был показательный аттентат [19], подготовленный Краевой экзекутывой под руководством Степана Бандеры. Решение убить советского чиновника, чтобы привлечь внимание к голоду, уничтожившему к этому времени миллионы украинцев, принял лично Коновалец.

Процесс по делу об убийстве советского дипломата начался десять дней спустя. Тимошенко вызвали свидетелем, он вынужден был давать показания, его фотографии в зале суда появились во львовских и варшавских газетах. Журналист львовского «Дела» описал его как типичного московского коммуниста тридцати четырёх лет в элегантном «буржуазном» костюме, который не говорит ни по-польски, ни по-украински. Украинский для Тимошенко был родным, польский он тоже знал, но не счёл нужным показывать. В ОУН решили, что 21 октября убили резидента. ОГПУ такое устраивало, но Тимошенко уже тогда понимал, что вычеркнут из разведки. Фотографий на первых полосах газет достаточно, чтобы опустить перед ним все пограничные шлагбаумы.

Вице-консул слушал речи адвокатов, разглядывал юношеское лицо подсудимого — в отрешённом взгляде его голубых глаз не было раскаянья, он знал, на что шел. Настоящее имя убийцы Майлова было Мыкола Лемык. Тогда Тимошенко представить не мог, что вспомнит его в январе сорок второго года. Среди сообщений полтавской агентуры о репрессиях немцев против украинцев и евреев в Миргороде мелькнуло имя командира восточной походной группы ОУН Мыколы Лемыка. В октябре сорок первого его арестовало и расстреляло миргородское гестапо.