От лица огня

Всю дорогу от Кожанки до Киева Илья обдумывал задание. Обойдя Фастов, он хотел идти, придерживаясь железной дороги, как сделал осенью, пробираясь на восток, но это значило, что на пути у него будет аэродром в Жулянах со всей охраной и расквартированными рядом частями. Да и к киевскому вокзалу подходить было рискованно, поэтому от Фастова он взял правее.

К концу второго дня пути, миновав Красный трактир, едва не заблудившись в узких улочках пригородных селений, Илья вышел к Батыевой горе. Впереди, за железнодорожным полотном поднимался Киев. Прямо перед Ильёй, внизу, серела чаша стадиона, а за ней, за нависшей над стадионом Черепановой горой, отчётливо и ясно виднелась устремлённая в хрупкое майское небо лаврская колокольня. Киев! Как же хотел Илья его увидеть! Даже такой, придавленный войной и потускневший, Киев оставался собой.

Близился вечер, с Батыевой горы в сторону города потянулись люди, работавшие здесь на огородах. Кое-как пережив первую военную зиму, в городе поняли, что кормить должны себя сами, и готовиться к следующей зиме начали в апреле. В своей затасканной телогрейке и измазанных глиной сапогах, с мешком за спиной, Илья мало чем отличался от огородников. С ними вместе он спустился к железнодорожному полотну и полчаса спустя уже подходил к Тарасовской.

Почти безлюдная улица тихо погружалась в ранние сумерки. Фонари не горели, в редких окнах мерцал густо-жёлтый свет керосиновых ламп, но высокий дореволюционный дом, на четвёртом этаже которого жил Ваня Туровцев с матерью, был заметен издалека — единственный на всей Тарасовской он светился электричеством. Илья шел снизу, от Саксаганского по противоположной стороне, и, чуть не доходя до дома Туровцева, свернул во двор — нужно было расспросить кого-нибудь, что происходит. Щедрая иллюминация выглядела странно и настораживала.

Двор был проходным, тёмная подворотня вела в небольшой внутренний дворик, а оттуда ещё одна выходила к маленькому саду на Владимирской. Илья пробегал чередой этих дворов бессчётное число раз, когда со стадиона заглядывал к Туровцеву. В майские вечера вроде этого здесь всегда было шумно и многолюдно, теперь же только тускло темнели окна, отражая тишину брошенного людьми жилья. Но в дальнем углу Илья заметил двух мальчишек, возившихся возле угольного подвала.

— Здорово, пацаны, — подошел к ним Илья. — А что это у вас соседи в доме напротив электричество жгут, деньги не экономят?

Мальчишки молча встали плечом к плечу и отвечать не спешили, внимательно разглядывая Илью.

— Я из лагеря освободился. Хотел зайти к приятелю, переночевать, а тут иллюминация такая, будто свадьбу гуляют.

— Это немецкий дом, — наконец ответил один из мальчишек. — В нем немцы живут, им дают электричество.

— Наших всех оттуда давно выселили, — добавил второй. — Ещё осенью.

— Что же за немцы такие там поселились? — на всякий случай спросил Илья.

— На Толстого, возле «ботаники», в двадцать пятом доме — железнодорожная полиция.

— Гестапо там железнодорожное. Они оттуда.

— Приятные у вас соседи, — прищурился Илья. — Двадцать пятый охраняют, наверное. А этот нет, правильно?

Мальчишки переглянулись и кивнули.

— Не охраняют… Так это же здорово, правда? Ладно, вижу, моя встреча с другом отменяется.

Стройный план, составленный Тимошенко, получил ещё одну, на этот раз крупную, пробоину. Илья был уверен, что подготовился к любым неожиданностям, он знал, куда пойдёт, если не встретится с Туровцевым, и всё же был сильно раздосадован. Всё посыпалось ещё в Кобеляках и продолжало развиваться какими-то дикими зигзагами. Впрочем, он жив, ничто пока не грозит ему явно, просто надо быть осторожнее и внимательнее, ещё осторожнее и ещё внимательнее. Илья кивнул мальчишкам, нырнул в подворотню, и несколько минут спустя вышел на Владимирскую.

Когда-то у киевских подростков особым шиком считалось пройти полгорода дворами и проходными подъездами, выходя на улицы, только чтобы пересечь их. Теперь для Ильи такой путь был единственно возможным — он не знал точно, когда в городе начинается комендантский час, и рисковать без необходимости не хотел. Всё так же, дворами, Илья добрался до Собачьей тропы. Он шел на Печерскую площадь, там жила подруга Феликсы, Ира Терентьева, первая в его списке запасных.

Всего лишь по одной причине Илья решил остановиться у Туровцева, а не у Терентьевой — он не хотел ставить под удар девушку. Всё-таки его появление в любом доме становилось огромным риском для хозяев. Но раз уж так случилось, что Ивана выселили, искать его Илья, конечно, не станет. Квартира Иры подходила ему куда больше — дорога от её дома на Печерской площади до Дома культуры завода «Арсенал» занимала от силы пятнадцать минут, а в его деле каждая минута отделяла жизнь от смерти.