— Вы пишете письмо командиру части?
— Нет. Хотела написать свекрови в Нижний Тагил, но не могу, — Феликса отбросила карандаш и неожиданно засмеялась. — Руки дрожат. От злости, наверное.
— Ну-ка, дайте руку, — потребовал Контребинский. — Пульс послушаю. Что-то мне ваше состояние…
— Всё у меня в порядке с состоянием, доктор, в обморок падать не собираюсь. Без вести он у них пропал… А искать они пробовали? Они вообще знают, где искать?
— Но, послушайте…
— Нет, это вы меня сейчас послушайте: что это за «без вести» такое? Отвечайте! Не знаете? Они тоже не знают и торжественно сообщают мне об этом. А я должна знать! Пусть только Киев освободят — я весь город переверну.
Глава двадцатая
Оплаченные долги
В сентябре в сводках новостей появились — и уже не исчезали — названия приднепровских городов. Кременчугское, Днепропетровское, Киевское направление. Бровары. Части Красной армии прорывалась к Днепру.
Феликса всерьёз решила вернуться в Киев сразу же, как только город отобьют у немцев. Зимовать в Молотове она не хотела, но уволиться во время войны с номерного завода, выпускавшего порох для реактивной артиллерии и крупнокалиберных орудий, было почти невозможно, её желание тут мало что значило.
Месяцем раньше, в августе, газеты опубликовали постановление правительства о восстановлении районов, освобождённых от немецкой оккупации. Феликса вырезала постановление и хранила его — кто знает, в каких кабинетах предстоит ей отстаивать свое решение и какие аргументы могут понадобиться. Но и добившись увольнения, попасть в Киев будет непросто, а с Тами — почти невозможно, в Приднепровье пока уходили только военные эшелоны.
Дежурства в пожарной охране и занятия с курсантами целиком занимали её время и отнимали все силы, Феликса едва заметила, что в Прикамье пришла осень.
В конце октября, после занятий, её остановил на плацу начальник училища, майор Шамшин.
— Терещенко, — подозвал он Феликсу, — на вас жалуются курсанты. Говорят, совсем загоняла нас спортсменка, требует нормативы по первому разряду. Каблуки стачиваются, сапожник не успевает новые набивать.
— В курилках они свои каблуки стирают, товарищ майор.
— Шучу, шучу, — Шамшин приобнял Феликсу. — Молодец, не даешь сачковать лоботрясам. Я всё знаю, мне докладывают. Ты же киевская, я правильно помню?
— Правильно, — насторожилась Феликса. О Киеве она говорила с Шамшиным лишь однажды, летом, когда пришло извещение, что Илья пропал без вести.
— И ты по-прежнему хочешь ехать домой? Не передумала?
— Очень хочу.
— А то, что Киев пока у немцев, это как? У нас-то поспокойней.
— Да сколько им осталось? Ещё разок наши ударят и вышибут…
— Вижу, ты в училище время даром не теряла, военную стратегию на отлично освоила: разок ударят и вышибут, — ухмыльнулся майор. — Слушай внимательно. Первое: до начала декабря в училище занятий не будет, нынешний набор срочно отбывает в боевые части. Второе: на днях в городе сформируют два эшелона. Выпускников всех молотовских училищ отправляют в распоряжение командования Первого Украинского фронта. При форсировании Днепра войска понесли большие потери. Немцы успели выстроить оборону и вцепились в правый берег. Разок ударить, как ты говоришь, и вышибить, не получается. Срок отправки эшелонов 8 и 10 ноября. Я тебе сейчас секретную информацию довожу, никому об этом ни слова, поняла? Что ты киваешь? Отвечай, как положено!
— Поняла, товарищ майор.
— Тогда третье: ты у нас почти два года отработала, и место в эшелоне, я считаю, заслужила. Но без документов ко мне близко не подходи, выгоню сразу. Если надумаешь просто так сбежать с завода, всё равно задержат, и не на запад отправят, а на восток. Ты в прифронтовую зону едешь, это понимать нужно! Все бумаги оформи, как положено, и главное — направление возьми, без направления тебя в Киев не пропустят.
— Какое направление?
— Какое сможешь, такое и бери. Заводы восстанавливать или железную дорогу чинить, это ты сама решай, но чтобы к 8 ноября документы были в порядке. Если хочешь попасть домой — сделаешь.
Осенью сорок первого года Феликса оказалась в Закамске случайно, и на завод № 98 она попала случайно. Война занесла её в Молотов, а могла и в другой город, любой был бы ей чужим, из любого мечтала бы она вернуться домой. Но города — не только дерево и камень, это люди, это друзья, которых за два года появилось у Феликсы множество.
Два года в Закамске были гнетуще тяжёлыми, но никогда она не думала, что таким горьким окажется расставание. Словно с корнями вырывала она себя из густой прикамской земли. Феликса сама не заметила, когда и как успели прорасти эти корни. Отъезд мог бы затянуться на месяцы, если бы Шамшин не поставил жёсткий предельный срок, не оставив ей времени на рефлексию.