— Куда ушёл? — спросила Феликса так, что у Иры вдруг заледенели ладони. — И почему ты его отпустила?!
— Я не отпускала его, — заплакала Ира. — Ты что, не знаешь, его же не удержать! Ты сама такая!
Феликса поднялась и резко захлопнула створки окна — разговор был не для случайных ушей.
— Я знала, ты не простишь мне, что я его отпустила. Теперь ты бросишь меня подыхать в Мироновке, — вытерев слёзы, прошептала Ира. Прежде ничего похожего сказать она не могла, но от той Иры Терентьевой война оставила только тень и от её характера — только тень.
— Перестань, — обняла ее Феликса. — Давай сначала. Зачем он пришёл в Киев? Что он тебе сказал?
— Его послали за лекарствами…
— К доктору? Он всем так говорил. Но это же ерунда, ты что, не понимаешь?
— Ну откуда мне знать, Феля? Откуда? Он так сказал и отправил меня к этому доктору первой, проверить, что там и как. И я пошла, а потом откопала вещи и принесла ему. На следующий день он пошёл сам, а мне сказал проследить за ним.
— Проследить?
— Илья не сказал, но я и так поняла: он хотел, чтобы остался свидетель. Что ж тут непонятного?
— И ты следила?
— Да, — тихо ответила Ира, собираясь с силами, чтобы закончить рассказ. — Я пошла за Илюшей, как он сказал, по другой стороне Арсенальной. Он шёл впереди, а я чуть сзади. Перед Домом культуры «Арсенала» ему встретился Толик Тулько. Они остановились, поговорили о чём-то, говорили недолго и разошлись. А потом Толик развернулся и пошёл за Ильёй.
— И ты всё это видела? — спросила Феликса.
— Да. Илья свернул во двор к доктору, Толик пошёл дальше, к Арсенальной площади. А мне вообще идти было некуда, там пустое место, ты же знаешь — ни спрятаться, ни сесть хотя бы. Не на что было сесть. Утро, людей на улице немного, а на площади вообще пусто, только два патруля. Первый патруль отказался идти с Толиком, а второй пошёл.
— Ты видела это? — с той же сухой, безжизненной интонацией повторила вопрос Феликса.
— Да, только мне на площади нельзя было оставаться. И во двор зайти тоже нельзя. Толик меня знает, и если бы увидел, сразу понял, что я там не случайно. Я отошла немного, остановилась возле Дома культуры и уже оттуда услышала выстрелы, два или три, не помню. И я испугалась, Феля. Это было так страшно…
— Ты сбежала, — поняла Феликса.
— Если бы вокруг были люди, если бы там было хотя бы дерево. Я торчала на площади одна, понимаешь? Совсем одна на пустой площади.
— Ты услышала выстрелы, подумала, что его убили, и сбежала, — с горечью сказала Феликса.
— Ты знаешь этот двор?
— Конечно! Мы сто раз через него ходила, он был проходным. Но потом дверь заколотили…
— Вот, я тоже об этом подумала. Он мог убежать…
— Давай не будем выдумывать. Тулько уже вернулся в Киев. Напиши всё, что ты видела, напиши заявление прямо сейчас, я завтра отнесу его в милицию.
— Подожди, ещё не всё. Когда Илья вошёл во двор, у крыльца доктора уже стояли больные, не помню сколько, двое или трое. Они тоже все видели.
— Где же мы их найдём? Кто они? Ты вон даже не знаешь, сколько человек было во дворе.
— Я думала об этом, когда вернулась домой. Получается так, что у нас только мое слово против слова Тулько. Я скажу — это он привёл патруль, а он ответит, что я вру и его там не было. А я даже не видела, не знаю, что происходило во дворе. Нужны ещё свидетели, хоть один. Доктор, когда вёл приём, записывал пациентов в специальную книгу — фамилию, возраст, адрес, диагноз. Как все доктора, как обычно, понимаешь? Через неделю я пришла к нему ещё раз, но он ни разу не выходил из комнаты, санитар его тоже там крутился, и у меня ничего не вышло. А вот когда я пришла в третий раз, санитара вообще не было, и доктору пришлось на минуту выйти. Я успела вырвать из его книги страницу за тот день, когда к нему приходил Илья, за 4 мая. У меня есть… были имена и адреса других свидетелей.
— Они пропали?
— Я не знаю, Феля.
— Ну как это не знаешь! — в ярости закричала Феликса. — Что ни возьми, ты ничего не знаешь! Жив он или нет, ты не знаешь, остались имена или нет, ты не знаешь…
— Не кричи на меня, всё это было так сложно и так страшно… Страницу из книги записи больных я спрятала. Когда немцы уходили из Киева и облавы по городу пошли валом, я спрятала под лестницей, которая ведёт в нашем доме на второй этаж, сумочку. Помнишь мою коричневую кожаную сумку? Пупырчатую такую?
— Нет, — коротко качнула головой Феликса.
— Увидишь — сразу вспомнишь, ты её видела много раз. Я положила в сумку советские деньги, ещё там кое-что, и этот листок. Если никто не нашёл, он должен быть на месте.
— Я поняла, — уже спокойно кивнула Феликса. — Нарисуй мне, где искать. Я завтра пойду и заберу. И всё равно напиши сейчас заявление.
— Не сегодня. У меня нет времени — вечером я должна быть в лагере. Нас проверяют в Мироновке. Я напишу и привезу в следующий раз, но одного моего заявления точно не хватит. Надо найти ещё свидетелей, хотя бы одного.