От любви до ненависти

Все ясно, коварно подумала я, чуть в обморок не падая. Кажется, столько момента ждала, и вот этот момент близок, а я перепугалась. Нет, серьезно, на поле во второй половине дня мне плохо стало, меня на очередной машине с помидорами отправили отлеживаться в барак. Там скоро все прошло.

Лежу, сил набираюсь. Пришел вечер. Ужин. Посиделки. Песенки, басенки. В одиннадцать Петр Павлович предпринял, как всегда, обход, вдвоем с другим преподавателем, старичком Станиславом Родионовичем, о котором я не упоминала раньше за ненадобностью. Сейчас обойдут нас — и к себе. Они жили отдельно, в домике для сезонных рабочих: домик на две половины, с отдельными входами, что, сами понимаете, очень важно. Станислав Родионович, старичок глуховатый (что тоже важно), сразу же завалится спать, а Петр Павлович будет блаженствовать с купленной сегодня бутылкой водки (ибо ничего другого в свертке быть не могло!). Следовало не дать ему напиться. Ни в коем случае.

Я внимательно смотрела в тот вечер: не начал ли он уже? Нет, поосторожничал. Умница ты моя, любовь моя, до смерти желанный мой!

Мне везло в тот вечер: девчонки довольно быстро угомонились, я же шепнула на ушко одной из подруг (на всякий случай), что у меня платоническое свидание с молодым агрономом местного совхоза, с которым я до этого несколько раз на виду у всех (и у Петра Павловича, конечно) амурничала. Дескать, ничего не позволю ему, но хоть вечер скоротаю, а то со скуки сдохнешь тут. Подруга соглашалась, завидуя мне.

Итак, в полночь я стучала в дверь Спицы на. Он, естественно, затаился, не открывал. И свет был выключен. Нет меня. Сплю. Или гуляю. Имею право в личное время гулять по берегу гусиного тухлого пруда и на звезды любоваться?!

— Петр Павлович! — тихо сказала я. — Мне плохо! Петр Павлович! Может, «скорую» вызвать? А где ее тут вызывать, не знаете?

Он перепугался. Открыл, позевывая, делая вид, что я его разбудила.

— В чем дело?

— Плохо мне, Петр Павлович. Не знаю, в чем дело…

— У вас же аптечка есть!

— Девчонки куда-то задевали.

— А что? Сердце? У тебя вообще сердце здоровое?

— У меня все здоровое. Но нехорошо как-то. Голова кружится.

— На солнце перегрелась.

— Может быть. Я в отца, наверно. У него всю жизнь такие вещи. Дистония называется. Ну, то есть сосуды вдруг начинают себя плохо вести. Но он без лекарств обходится. Рюмочку водки выпьет, и все проходит.

— Серьезно?

Он купился! Я видела, что он купился!

И болезненно прислонилась к столбу, подпирающему навес над крыльцом.

— Самое смешное, — сказал Петр Павлович, — что у меня есть водка. Я тоже по рюмочке иногда на ночь. Бессонница. С вами нанервничаешься, а потом… Так что проходи, проходи, полечимся.

Бутылка была едва начата, наливал он мне без жадности, значит, не пьяница, уже хорошо! Налил и себе.

Мы выпили.

Помолчали. Ему явно хотелось еще. Он тяготился моим присутствием. То есть если бы в другой обстановке и если б я не была его студенткой! (Вы вспомните, вспомните, какие были времена, какое отношение к подобным фактам! Это теперь кобели преподаватели за экзамен в открытую предлагают натурой заплатить, а студентки без больших колебаний соглашаются.)

— Вы пейте, не стесняйтесь, — сказала я. — Мне кажется, у вас сегодня какой-то особенный день.

Это была подсказка, и он, умный человек, не понял этого! (Вернее, как это часто у мужчин бывает, не дал себе труда понять!) Он опять купился!

— Да, — сказал он печально и выпил. — У меня юбилей.

— День рождения?

— Нет. Грустный юбилей. Год назад… В общем, была история. И она ровно год назад закончилась.

— Не хотите рассказать? — спросила я.

— Людочка, это неэтично! — шутливо погрозил он пальцем. — Вы нахально влезаете в личную жизнь преподавателя!

— Да нет, я просто…

— Хорошо, — сказал Петр Павлович. И рассказал историю красивой несчастной любви. Мне показалось, что история неправдоподобная, мужчины под хмелем любят такие вещи выдумывать, и у них это легко получается. На середине сюжета он вдруг вспомнил: — А как вы себя чувствуете?

— Хорошо, спасибо. Вы продолжайте, страшно интересно!

Он продолжил.

Выпивая.

Меня это тревожило, но вскоре я увидела, что Петр Павлович не пьянеет.

Закончив историю, он со вздохом сказал:

— Знаете, она, между прочим, была похожа на вас. То есть вы похожи на нее.

Все во мне закричало от восторга. И от страха, потому что я предвидела, что сейчас будет.

— Руки такие же хрупкие, — сказал он и взял мои руки. — Овал лица… — И провел ладонью по моей щеке.

Ах, мужики, боже ты мой, учить вас не переучить! Сколько вас в такие моменты гибнет безвозвратно! А ведь ситуация, как в шахматах, «детского» мата! (Я в шахматы немного играю.) Эта ситуация называется: мужчина начинает и тут же проигрывает!

Да, его Первое слово, его первый жест. Но дальше все зависит от женщины.