От любви до ненависти

Очевидно, в определенном возрасте это становится общим правилом для мужчин. Илья не чувствовал ответного желания (не зная, что Ольга просто находится в обмороке тела, не имея сил шевельнуться) и вдруг понял, что им сделано все возможное и что наступает момент финала, а он — несостоятелен! Такое бывало и раньше, но Илья, человек не чрезмерно мнительный, никогда не терял веры в себя. Главное, не торопиться, не волноваться, все придет само, если об этом не думать, не подгонять себя мысленно. Но тут он как-то сразу и определенно понял: бесполезно. Будет только мука, будет, возможно, глупая суета, вынуждение, принуждение, которое сделает все окончательно бессмысленным.

И он сдался.

Он засмеялся странным смехом, упав и вытянувшись возле нее.

— Что? — спросила Ольга.

— Умереть со смеху, — сказал Илья. — Я так тебя хочу, что — не могу.

— Так бывает? — спросила Ольга. Спросила без всякой иронии, с искренним удивлением совершенно неопытной в этих вопросах девушки. Илья умилился этому и вдруг почувствовал, что безбоязненное возбуждение волной прокатилось по телу и начало ощутимо концентрироваться.

— Бывает, — тихо ответил он, очень тихо, словно боясь спугнуть.

— Наверное, — задумчиво сказала Ольга.

И легким, неожиданным для себя движением повернулась, привстала, не боясь показывать себя, долго смотрела в лицо Ильи, а потом начала целовать его, аккуратно следуя тем прихотливым пунктирам, которые недавно проделал он — на ней. Страхи ее окончательно исчезли, но и нетерпение свое она не обнаруживала, боясь, что это нетерпение ему не поможет, а заставит зациклиться на необходимости соответствовать нетерпению, это лишь повредит. Она была ласкова и утешающа — как он. Кружила, окружала, обволакивала, приникала, вбирала… Илья слегка застонал.

Он ощутил себя готовым и чуть торопливее, чем следовало бы, припал к Ольге, и настолько неистовым оказалось его нетерпение, его желание, что первое движение стало последним.

Со стоном досады он обнял ее, упав головой на плечо. Она гладила рукой его голову:

— Все хорошо! Все хорошо!

Илья не верил ей. Он, как и многие мужчины, не понимал одной элементарной вещи: для женщины любимый человек и искусный любовник — не обязательно одно и то же. Женщина может любить годами любовника плохонького по всем параметрам и вообще почти импотента, спокойно при этом забывая мимолетную бурную ночь с умельцем, который ни на минуту не давал успокоиться ее страсти, пока не усмирил ее на месяц вперед (как ему кажется).

Ему было плохо. Он думал о том, как бы теперь уйти. Одеться и уйти. Навсегда. Он не нужен ей.

А Ольга думала о том, что, видимо, тело умнее человека. Да, Илья все сделал, как надо, но у него нет любви к ней, что бы он там ни говорил. И тело это знает лучше, чем Илья, поэтому и осталось равнодушным и отозвалось лишь тогда, когда Ольга вызвала его к жизни (так, быть может, проститутки умеют! — неожиданно подумала Ольга).

А потом эти мысли куда-то ушли, потому что и Ольга, и Илья слегка задремали, продолжая в полудреме обнимать друг друга.

И вдруг она очнулась, подняла голову, посмотрела на Илью. Тот сразу же открыл глаза:

— Что?

— Ничего, — сказала Ольга. — Кажется, я в вас влюбилась.

И на глазах ее появились слезы.

Илья, человек вовсе не сентиментальный, вдруг тоже почувствовал легкое жжение в глазах. С огромной нежностью обнял он девически стройное тело Ольги, как спрятал в себе, в своих руках, защитил, и, разгораясь, распаляясь, началась борьба любви двух тел, уже не помнящих себя, чувствующих другое тело больше, чем себя, теряя себя и находя в ощущениях самых неожиданных, и был момент, когда Ольга вдруг, задыхаясь, сказала, почти выкрикнула: «Боже мой, неужели так бывает?!» — и Илья тоже задохнулся — от этих ее слов, и доказывал ей всю ночь, что бывает не только так, бывает лучше (хоть и чем-то страшнее! — они оба почувствовали это и молча сказали друг другу — глазами, потому что подолгу в эту ночь замирали и глядели друг на друга молча и серьезно, не понимая, что они хотят сказать, не понимая, что происходит…).

Ни о чем они не думали после этой ночи, боясь даже в мыслях коснуться того, что было, они оба носили в себе что-то, чему названия не было, хрупкое, прозрачное, почти невидимое…

Глава 11

Три дня и три ночи провел Илья у Ольги. Телефон она отключила, предварительно позвонив на работу и попросив отпуск за свой счет.

О чем они только не говорили в эти три дня и три ночи, не боясь выставить себя в смешном или глупом свете. Илья, в частности, вспомнил свои полные молодой глупой похвальбы слова о том, что ему, дескать, для победы нужен месяц — или одна ночь. «Но ведь так и вышло, — сказала она. — И месяц был, и ночь. Длиной в четыре ночи. А для меня, может, в четыре года. Я совсем другой человек теперь».

Признаний в любви не было ни с его, ни с ее стороны. То ли это само собой подразумевалось, то ли каждый из них боялся, что, признавшись, не услышит: «Я тоже», — или услышит, но сказано будет формально…

И оба понимали, что им, пожалуй, необходимо отдохнуть друг от друга.

И утром четвертого дня они расстались.