- Они, конечно, были, но в основном женщины или совсем безобидные ипохондрики… Например, была одна женщина-педагог, кандидат наук, которая после выписки написала жалобы на сотрудников стационара вообще и врача Белову в частности - некая Головнева. В ее истории болезни Аля все время упоминает: «агрессивна, не может контролировать свои эмоции» или «дежурная медсестра сообщила, что в ходе конфликта больная выкрикивала угрозы в адрес персонала». Как ни странно, поступила она на лечение как брошенная жена, а потом уже выяснилось, что она довела до ручки всех родных и коллег…
- Да я же ее помню! - воскликнул Володя. - Это ведь она писала методички, которые не печатались «по наущению ее врагов», а на самом деле - потому что это была абракадабра?
- Да, да!
- Эта Головнева прославилась уже в день поступления в стационар. Аля ее приняла, проговорила с ней часа три; дама если и не вызывала особого сочувствия, то, по крайней мере, производила впечатление интеллигентной и порядочной. Каково же было наше изумление, когда, придя в стационар наутро, мы обнаружили, что он похож на встревоженный рой: не было ни одной пациентки, которая не возмущалась бы вслух, и все они толпились и гудели в коридоре, как разозлившиеся пчелки. Оказывается, эта утонченная до кончиков ногтей мадам прошлась вечером по женским палатам и выпила все, что нашла на тумбочках, то есть опорожнила все флаконы, которые попали в ее поле зрения. Кто-то лишился лосьона, кто-то - дезодоранта, но самым ужасным было то, что эта чокнутая выпила все французские духи!
Наверное, вид у меня и Эрика был слегка обалделый, потому что Володя расхохотался:
- Да вы же не понимаете! Вы чуть моложе меня и все-таки уже дети другого поколения.
Лида небось и не знает, что духи бывают нефранцузские. А в восьмидесятые годы, после безраздельного царствования «Красной Москвы» и дешевых арабских ароматов, в магазинах и у спекулянтов появились французские духи - Клима, Фиджи, даже фирмы Кристиан Диор… Ну и конечно Шанель №5 - я помню, как сотрудники скидывались и покупали эту самую Шанель по случаю именин Богоявленской. Эти духи стоили дорого, словом, они были роскошью и предметом вожделения каждой советской женщины. Между прочим, и психиатрам больные их иногда дарили - у Али тоже был флакончик «Диориссимо». Так вот, свои духи наши пациентки берегли как зеницу ока - и они готовы были растерзать обидчицу!
- Интересно, Володя, а откуда у тебя такие обширные познания в этой области? Первый раз встречаю мужчину, который в этом разбирается - правда, в Питере у меня был один пациент, «голубенький», который все знал о парфюмерии и косметике, но его трудно было назвать мужчиной, - подколола я свое непосредственное начальство.
- Да все с того же самого случая! Одна из пострадавших прочла мне лекцию на эту тему, так что ты, Лида, можешь не морщить так выразительно носик. В конце концов, Головневу обязали частично компенсировать нанесенный ущерб, хотя она и утверждала, что на нее возвели поклеп. Я хорошо помню всю историю - и помню саму пожирательницу духов. Это была препротивная баба, хоть и шизофреничка, но в роли убийцы я ее не представляю - да к тому же Аля и не подпустила бы ее к себе ближе, чем на пушечный выстрел.
- А почему ты сказал: «противная, хоть и шизофреничка?» - поинтересовался Эрик.
Вместо Володи ответила я:
- Потому что у хороших психиатров существует «чувство шизофрении», и одним из его составляющих считается сочувствие: когда перед тобой сидит больной с неясным диагнозом, то в случае, если у него настоящее психическое заболевание, ты ему бессознательно сочувствуешь.
Впрочем, никто не может сказать, что такое наша профессиональная интуиция, хотя опытный психиатр редко ошибается и его первый, ни на чем, кроме интуиции, не основанный диагноз обычно правилен. А я, честно говоря, встречала в своей жизни много шизофреников, которым совсем не хотелось сопереживать.
- А вот Аля всегда сопереживала больным, - заметил Володя, и в его голосе мне почудился укор. - Именно поэтому мне кажется, что даже психически нездоровый пациент вряд ли стал бы ее убивать. Я хорошо помню один случай, который произвел на нас тогда сильное впечатление: в стрессовый стационар из терапии перевели женщину с многочисленными ипохондрическими жалобами. У нее болело буквально все, и до нас она побывала практически в каждом отделении больницы - и на каждое написала жалобу! Это, вне сомнения, была тяжелейшая шизофреничка - но социальной опасности она не представляла, она была опасна только для душевного здоровья врачей, и переводить ее насильно в дурдом мы не имели права. Аля проговорила с этой ипохондричкой по часам ровно десять часов - с полдесятого утра до полвосьмого вечера, с двадцатиминутным перерывом на обед. Я не знаю, как Аля это выдержала, но выдержала ведь - и когда на следующий день эта неудобная пациентка тихо выписалась, на стрессовый стационар она ничего не написала. Что бы вы там ни говорили, я убежден, что убийцу Али надо искать среди здоровых, а не среди сумасшедших.