От любви с ума не сходят

— Говори, сколько тебе заплатили, гаденыш?

Возникла куча мала; Гриша-пес скулил и лаял, Гриша-мальчик сопел, а я визжала:

— Отпусти сейчас же ребенка! — и пыталась разжать Эриковы кулаки.

Но Гриша заговорил, и детектив тотчас же отпустил его воротник:

— Он мне дал пятьдесят…

— Чего? Долларов?

— Пятьдесят штук…

— И даже не за тридцать сребреников, а всего лишь за пятьдесят тысяч рублей ты предал человека, который не сделал тебе ничего, кроме хорошего? Неужели ты сам себе не противен?

Эрик кипел; я видела, что он с трудом выбирает выражения, не оскорбительные, по его мнению, для моего уха. Гриша же был похож на испуганного мальчугана из младших классов; по лицу его катились слезы, он шмыгал носом, но вдруг подбоченился и огрызнулся:

— А чего я такого сделал? Всего-навсего положил Лидии Владимировне на стол коробку конфет. Не понимаю, в чем я виноват!

— Думать надо! Если бы это были просто конфеты, какой идиот столько бы тебе заплатил?

— А что в этих конфетах? — Гриша уже спрятался от Эрика за черной рычащей массой добермана и чувствовал себя в безопасности.

— Действительно, а что в них? — мне тоже это было интересно, но ответить Эрик не успел: на пятом этаже остановился лифт, и оттуда вышло несколько человек и рыжий коккер-спаниель. Эрик крикнул мне, чтобы я крепче держала Грея, и повел их в мою квартиру. Буквально через десять минут двое мужчин вышли и пошли вниз по лестнице; один из них держал на вытянутых руках пресловутую коробку, а за ними семенил коккер. Эрик позвал меня; Гриша-мальчик юркнул к себе, а мы с Греем вернулись в квартиру. Там оставались еще двое чужих; один из них представился мне как сотрудник агентства «Ксант», а второй оказался опером в штатском. Он сел писать протокол и начал мучить меня вопросами; если бы не Эрик, я бы здорово растерялась, но Эрик, как опытный лоцман, провел меня через рифы формального допроса.

Когда милиционер и детектив из агентства наконец нас покинули, кухонный стол весь был завален грязными чашками и блюдечками с окурками, а я чувствовала себя совершенно разбитой. Эрик был очень внимателен, он сам приготовил мне кофе — настоящий, очень крепкий; в его семье растворимый кофе не уважали, считали его суррогатом — во многом они оставались истинными армянами.

После одной только чашечки я ожила, и одновременно во мне проснулось любопытство; я спросила наконец, что же было в этой коробке?

— Скорее всего, конфеты — и что-то подсказывает мне, что они отравлены. Я испугался было, что там взрывчатка, но, как видишь, Джек ничего не учуял, а он наш лучший нюхач. Завтра узнаем точно.

— Завтра…

Магическое действие кофе испарилось очень быстро. Завтра… До завтра еще надо было дожить. Меня неумолимо клонило в сон. Лицо Эрика приблизилось ко мне — пожалуй, оно было слишком близко. Я прошептала:

— Не надо…

— Не бойся, Лида. Ложись спать, а я устроюсь в соседней комнате, — и он легко коснулся губами моего лба.

Я ощущала себя резиновым шариком, из которого вышел весь воздух; утром Эрик рассказывал мне, что я улеглась самостоятельно, он только помог мне разложить диван, и что я даже выдала ему постельное белье — но я ничего из этого не могу вспомнить; скорее всего, я в это время уже спала и действовала, как сомнамбула. А может быть, Эрик все же кое-что приукрасил, чтобы меня не смущать.

Утром я опять чувствовала себя бодрой и свеженькой, как только что протертое стеклышко, удивительно, как восстанавливает силы одна лишь ночь полноценного сна, когда тебе не снятся кошмары и вообще ничего не снится. По счастью, я проснулась раньше, чем в маленькой комнатке бабушки Вари раздалось какое-то шевеление, и когда Эрик появился в дверях кухни, по-утреннему заспанный, но совершенно не помятый, я уже успела привести себя в порядок и занималась завтраком. Эрик отобрал у меня джезву и сварил кофе сам:

— Ты все равно никогда этому не научишься.

А, между прочим, это мне очень нравится — завтракать с тобой вдвоем, — и он обворожительно улыбнулся, а я покраснела. — Кстати, вчера, когда ты уже спала, позвонил Володя, он очень волновался. Я ему рассказал о конфетах и о том, что проведу ночь в твоей квартире, чтобы защитить тебя в случае чего, и он успокоился, — тут Эрик откровенно расхохотался, а я почувствовала, что могу его убить! Вчера вечером я все время помнила, что мне надо поговорить с Володей по телефону, но я так быстро заснула! И вот теперь, возможно, моя жизнь разбита… или мое сердце?

— И как он среагировал?

— Не бойся, Лида, он среагировал нормально. Он все понял.

— Что понял?

— То, что ты свалилась с ног от усталости и чересчур бурных переживаний, а я остался охранять твой сон. И положил между нами свой меч… то есть мой газовый пистолет. Честно говоря, я предпочел бы провести эту ночь по-другому… Ну да ладно, чего там говорить.

Я глубоко вздохнула — все-таки остались еще рыцари на свете! Эрик смущенно отвернулся; видно, роль отвергнутого поклонника его не слишком прельщала. В таком возрасте, как у него, и с таким самомнением самое страшное — это показаться смешным. Я встала и по-дружески поцеловала его в щечку:

— Друзья?