От Лукова с любовью

– Ты несешь чушь, – заявил он. – Ты знаешь кто ты и что ты собой представляешь. Я не намерен, черт побери, разговаривать и еще больше льстить твоему эго, избавь меня от этого, – чуть ли не выкрикнул он. – Я хочу сниматься с тобой, а не один. С тобой. В команде. Мы оба не пожалеем, если начнем фотосессию.

– Разумеется, я знаю, кто я, что у меня непомерное эго. Хорошо. Слушай, просто иди и покончи с этим, а я – следом за тобой. Я не хочу больше говорить об этом. У меня нет настроения ссориться именно сейчас.

В ту секунду, когда обе его ладони опустились мне на плечи, я неожиданно подпрыгнула. А когда его губы приблизились, оказавшись прямо над моими, я даже не шевельнулась. Мы находились рядом по семь часов в день, семь дней в неделю. Между нами не существовало физических барьеров, потому что это было невозможно.

Но это…

С этим я не знала, что делать. Я не могла вспомнить, когда в последний раз он был так близок ко мне.

– Я говорю предельно серьезно, – прошептал он так настойчиво и решительно, как никогда.

Я не смогла удержаться, чтобы украдкой не взглянуть на него, так твердо и требовательно звучал голос Ивана.

Он смотрел на меня сверху вниз с таким жутким лицом… Я никогда не видела, чтобы он смотрел так серьезно, даже перед соревнованиями.

– Я никогда не высмеивал тебя.

Я нахмурилась.

Он осторожно потряс меня за запястье, накрыв своей рукой то место, где обычно был мой браслет. Я сняла его и оставила в шкафчике.

– Не стал бы высмеивать тебя, когда ты обнажишься, – сказал он мне. – И кто стал бы насмехаться над тобой, когда ты раздета? Спорим, ни один мужчина в мире никогда не видел таких упругих ног и ягодиц, которые отлично помогают тебе выполнять разные элементы.

Я не собиралась придираться к этому замечанию, я просто отвела взгляд.

– Почему ты смотришь на мою задницу?

Уголки его розовых-розовых губ чуть-чуть приподнялись.

– Потому что она у меня целый день перед глазами.

Полагаю, он был прав. Мне тоже случалось время от времени поглядывать на его задницу. Потому что она была рядом.

– Тогда не смотри. Друзья не разглядывают задницу друг у друга.

От того, как он закатил глаза, я ощутила какое-то неудобство в желудке.

– Джесмин… Это тело – эти бедра, над которыми, как ты думаешь, я буду смеяться, и эта задница, о которой ты думаешь то же самое – скоро займет первое место. Я не стал бы смеяться над ними. Я не стал бы смеяться над тобой. Мы сделаем все так же, как обычно. Все получится, когда мы выйдем на лед. Мы сконцентрируемся, я не шучу.

Я не дышала, следя за его лицом.

– Я не верю тебе.

– В то, что я не стану смеяться над тобой?

– Да.

Он помолчал, а потом сказал:

– Хочешь, сначала ты увидишь меня обнаженным?

Я расхохоталась. Мгновенно. Не желая того. Этого мне хотелось меньше всего.

– Нет!

И, судя по тому, как он ухмыльнулся, он это тоже понял.

– Ты уверена? У меня на бедре родимое пятно, по форме напоминающее полуостров Флорида. Может быть, ты найдешь над чем посмеяться, но я так не думаю.

Продолжая смеяться против своей воли – мне, правда, этого не хотелось, – я посмотрела на него и покачала головой:

– Боже, какой же ты самонадеянный болван.

Он слегка улыбнулся:

– Это верно. Ты можешь быть ко мне настолько жестокой, насколько пожелаешь, и, если что-то заметишь, не стесняйся, но я все время занимаюсь на тренажерах. За год я набираю примерно… семь процентов жира. Мне противно смотреть на себя в зеркало.

Я засмеялась еще громче, но как я могла не смеяться, видя его таким? Я не знала этого парня.

– Ты можешь потешаться надо мной, но, если честно, я предпочел бы, чтобы ты не делала этого. Я не люблю, когда говорят, что я тощий, потому что это не так, – сказал он почти кротко, и теперь пришла моя очередь удивиться.

Кто, черт возьми, мог бы подумать, что это мужчина тощий? В нем не было ничего «тощего». Однажды, несколько лет тому назад, я видела, как он упражняется. Он выполнил жим лежа, взяв вес, который, как я поняла, был вдвое больше его. Пловцы и бегуны не обладали таким телом, как Иван. Просто не обладали.

Впрочем, я никогда не призналась бы в этом.

Рука, лежавшая на моем голом запястье, дрогнула.

– Давай, Фрикаделька. Ты и я. Все будут завидовать нашим шедевральным задницам.

Было ли это похоже на дружбу? Такой ли должна быть дружба? Он дразнит меня? Я посылаю его куда подальше, но делаю это с улыбкой на лице? Если это…

Если это так, я могла бы согласиться, подумала я. Возможно.

– Я ненавижу тебя, – вздохнула я, украдкой поглядывая на него, потому что я облажалась.

Потом он уставился своими просто непрошибаемыми, голубыми-голубыми глазами прямо в мои карие.

– Тогда сделай это из-за Пола. Он увидит и пожалеет о том, что никогда не фотографировался с тобой обнаженным для «ТиЭсЭн»[24]. Мое запястье снова задергалось.

– Или вообще не фотографировался.

И на этом он поймал меня, доказав, что знает меня лучше, чем я думала.

На этом проклятом, мать его, Поле. Фу. Фу.