От Лукова с любовью

Не уверена, что я заметила, происходило ли это постепенно или случилось в мгновение ока, но в какой-то момент его лицо побледнело, и не успела я и глазом моргнуть, как он покинул лед и, обойдя барьер, встал в полуметре от меня, при этом он выглядел совершенно потрясенным, как будто я ударила его ножом.

– Джесмин, – медленно, почти шипящим голосом произнес он мое имя, и это был тот редкий случай, когда он не назвал меня Фрикаделькой. – Пойдем.

Я только посмотрела на него.

– Не пойдем, Иван. Мне противно, что я переживаю из-за того, что ты думаешь, ясно? Ты не должен тыкать меня носом. Я стараюсь… подружиться с тобой. – Я попыталась пошутить, но ничего не вышло, потому что ничто в нем даже слегка не изменилось.

Если уж на то пошло, Иван выглядел удивленным.

– Джесмин, – повторил он мое имя низким и почти хриплым голосом.

– Я не буду этого делать, – в свою очередь повторила я. – Прости. Никакие твои слова или поступки не изменят мое решение, поэтому иди отсюда, приятель, и подожди своей очереди, тогда я смогу исполнить свою роль. Я уверена, все будет выглядеть прекрасно, а если нет… тогда уж прости. – Если бы я могла сказать ему всю правду, он понял бы. Я это знала.

Но я не сказала.

Однако Иван не ушел. Он не сдвинулся с места. Не отвернулся. Он просто в упор смотрел на меня сверху вниз, его дыхание было ровным, в V-образном вырезе халата проглядывала гладкая кожа его груди. Взгляд голубых глаз скользил по всему моему лицу, и мне было неприятно. Мне было противно от того, что я призналась в том, что не хочу раздеваться из-за него, из-за того, что я не желала, чтобы он потом подначивал меня по поводу формы моей едва заметной груди или объема моей задницы, или миллиона других вещей, к которым мог бы придраться. Потому что их целая куча. Я не идеальна. Я не мама, или Тэйли, или Руби.

– Фрикаделька, – медленно проговорил он, не двигаясь с места. Он сделал над собой усилие, чтобы сдержаться. Судя по странному выражению его лица, он старательно выбирал слова. – Я просто прикалываюсь к тебе, когда высмеиваю тебя, – заявил он, наблюдая за мной. – Разве ты об этом не знаешь?

Я посмотрела в сторону и кивнула, с трудом подавив в себе желание закатить глаза.

– Да, я знаю, что ты прикалываешься. Это я способна стерпеть. Иногда… – Господи, как больно мне было говорить ему это, но черт с ним. – Иногда ты почти смешишь меня. Но я не хочу делать это в обнаженном виде. Теперь это слишком личное. Мы стали слишком… близки.

Я скорее услышала, чем увидела, как он выдохнул. Но мне показалось, что он на шаг приблизился ко мне.

– Я нес всякий вздор только потому, что ты заноза в заднице, и потом, ты единственная, кто отвечал мне тем же. Ты знаешь, что ты красивая.

Я хихикнула, на этот раз закатив глаза, потому что черт бы его побрал. Правда? Теперь я поняла, что он изо всех сил старается уговорить меня. Прошу тебя. Господи.

– Если ты думаешь, что твоя лесть убедит меня изменить решение, то ты меня совсем не знаешь, Луков.

– Не Луков. Иван, – просто ответил он таким мягким голосом, что я почувствовала неловкость, потому что ждала от него совсем иного. Этого я ждала меньше всего. – Я уверен, что под халатом ты идеальна.

На этот раз я фыркнула, потому что, черт побери, он нес чушь собачью, чтобы убедить меня. Господи Иисусе.

Но он не отставал.

– Я уверен, что у тебя под халатом нет ничего, что не возбудило бы любого мужчину. Спорю, что также и некоторых женщин.

Я искоса посмотрела на него, когда он употребил слово на букву «в» и одернула себя. Он был таким треплом. Я знала это. Даже тренер Ли поняла бы, если бы могла слышать его сейчас. Он, черт возьми, думал, с кем разговаривает? Не с той ли, которая знала его десяток лет и которая все это время была объектом его дебильных мелких придирок? Теперь он просто бесил меня.

– Не заткнуться ли тебе? Нет никакой необходимости слушать тебя, ясно? – выпалила я.

Он прикоснулся рукой к моему запястью, и каким-то чудом я не отдернула руки.

– Я не просто так говорю все это, – сказал он так тихо, так… Не знаю, нежно или боязливо, что мне стало неловко. Не думаю, что кто-нибудь так говорил со мной раньше. Даже Джеймс, добрейший парень во всем мире. Иван продолжал: – Я просто подкалываю тебя, говоря, что ты не дозрела. Пойдем, – настаивал он, продолжая говорить тем голосом, с которым я совсем не могла совладать. Что теперь мне думать о нем? – Я не ожидал, что ты такая чувствительная.

Я опустила взгляд.

– Я не чувствительная.

– Джесмин, – с придыханием проговорил Иван, крепко, но не больно сжимая пальцами мое запястье. Темноволосая голова и безупречное лицо, которое вполне могло бы обойтись без макияжа, приблизились ко мне, и он спросил: – Что, черт возьми, происходит с тобой сейчас?

– Ничего, – упрямо ответила я.