– Это не о тебе, мама, – ответила Карина, называя мою маму точно так же, как всегда: мамой. – Но для Джесмин это был бы конец. Как бы то ни было, зачем ты тогда звонишь, просто чтобы поздороваться со своей лучшей подругой и напомнить себе о том, что она еще жива?
Я закатила глаза и, беззвучно шевеля губами, сказала Ивану:
– Я была занята и забыла тебе кое-что сказать, – начала я.
Прошла секунда, прежде чем она ответила:
– Продолжай.
– Точно так же, как Иван, как мне стало сегодня известно.
Прошла еще секунда.
– Иван? Мой брат Иван?
– Он самый, гений, – сказала я. – В марте он попросил меня кататься с ним в паре и стать его новой партнершей.
Она не ответила. Ни через десять секунд, ни через двадцать, ни через тридцать. Наверное, она молчала целую минуту, пока мы с Иваном переглядывались, прежде чем через динамик до нас донесся очень тихий смех Карины.
–
– Почему она смеется? – услышала я вопрос Аарона, обращенный к Руби.
Моя сестра пожала плечами.
–
– Прекрати смеяться, – окликнула я ее, прекрасно зная, что она слишком увлеклась и не обращала на меня внимания.
–
– Он здесь, рядом, – сообщила я ей.
– Привет, Рина, – поздоровался он.
Она покатилась со смеху. Опять.
–
– Какая муха ее укусила, что она так ведет себя? – спросила я Ивана, даже не отдавая себе в этом отчета.
– Такой она уродилась, – ответил он, не отводя глаз от черного экрана.
– Это круче, чем я думал, – сказал Джеймс.
Джоджо вздохнул:
– Я разочарован. Я думал, что она взбесится от того, что вы, ребята, забыли поставить ее в известность.
–
– У тебя проблемы, – сказала я.
–
Закатив глаза, я покачала головой:
– Мы договорились… – О чем? О том, что поладим? Об этом говорить было еще рано. – У нас все отлично получается.
–
Не знаю, почему это удивило меня… но удивило. Разумеется, ей это казалось смешным.
Примерно два года тому назад я подумала бы точно так же.
Я и Иван. Мы ужинаем. У меня дома. С моими родственниками. Пытаемся подружиться. Что бы это ни значило.
Вот так-то.
И, видимо, она верила в эту хрень.
Глава десятая
– Я уже не знаю, хочу ли я этого, – сказала я тренеру Ли неделю спустя.
Неделю спустя я не смогла перестать думать обо всех причинах, объяснявших, почему вся эта затея была дурацкой идеей, включая то, что Иван увидит мою задницу при свете вспышки.
Наши дружеские отношения длиной в одну неделю… наладились. За это время мы ни разу не оскорбили друг друга. Однажды он даже улыбнулся мне, когда я поддержала его в том, что мы все сделали правильно, тогда как тренер Ли утверждала обратное.
Все было в порядке. В полном порядке.
И, возможно, отчасти поэтому, мне не хотелось, чтобы он начал поддразнивать меня. По крайней мере, пока я буду не одетой. Мне было наплевать, что подумает фотограф или сотрудники журнала… но единственным человеком, способным по-настоящему взбесить меня, был Иван.
Поэтому, проведя целую ночь в напряженных раздумьях по поводу съемки, я решилась. Галина сказала бы, что я дергаюсь, но я не дергалась. Просто я… находилась в напряжении. Из-за последствий. Долгосрочных и краткосрочных. С Иваном и без него.
Я чувствовала себя совсем не так, как вначале, когда меня возбуждала эта идея, и если интуиция подсказывала мне, что она дерьмовая… значит, на то была причина. Всякий раз, когда я раньше игнорировала свою интуицию, я расплачивалась за это.
Поэтому…
Тренер Ли повернулась, чтобы посмотреть мне в лицо, когда мы стояли друг против друга на льду у бортика в почти пустом КЛ. Ее лицо мгновенно стало непроницаемым, а рот перекосило, но выдали ее именно пальцы, которые тотчас же зашевелились. Это и натянутая улыбка, в которую сложились ее губы, когда она почти прохрипела:
– Есть что-то, о чем мне следует знать?