От Мадрида до Халхин-Гола

Авантюризм, явная переоценка своих сил и принижение возможностей республиканцев, а короче говоря — спесь, зазнайство весьма характерны в поведении фашистов. Война ничему не учит их. Сколько раз они пытались одним ударом покончить с республикой, с ее армией и авиацией. Не вышло! Но все равно продолжают без оглядки верить во всесокрушающую силу одного «блиц-удара».

Вот опять поползли слухи об очередной их затее. И не только слухи… Наша воздушная разведка и наблюдательные пункты точно установили, что противник спешно сосредоточивает свою авиацию на прифронтовых аэродромах западнее Сарагосы. С какой целью? Догадаться не так уж трудно: ясно, что готовят массированный удар по нашим позициям, а скорее всего — по нашим аэродромам. Это подтверждают и пленные летчики, сбитые в последних боях. Все они в один голос показывают, что фашистское командование серьезно обеспокоено своими потерями в воздухе и действительно намерено в ближайшие дни нанести сильный удар по республиканским авиабазам. «Последний удар», — говорят они, вкладывая в эти слова вполне определенный смысл.

Ну что ж, пусть будет еще один «последний»! Посмотрим. Ведь республиканское командование зорко следит за намерениями фашистов. Не сомневаюсь, что оно выработает план, который позволит разрушить замыслы врага. К этому времени советником по авиации был назначен Е. С. Птухин, а его предшественника отозвали в Советский Союз.

И вот раздается телефонный звонок. Товарищ Птухин вызывает на главный аэродром всех командиров истребительных эскадрилий. Срочно!

Маноло везет меня, не задерживаясь. Выхожу из автомобиля и сразу попадаю в объятия Анатолия. Он, как всегда, приехал раньше всех: наверно, раньше нас и о совещании узнал. Он нетерпелив, каждую новость стремится узнать скорее, и это не простое любопытство, а желание быстро включиться в новое дело и двинуть его вперед.

— Не знаешь ли, зачем нас вызвали? — спрашиваю Анатолия.

— Не знаю, — пожимает он плечами, щурится, — но думаю, что предстоит интересное дельце.

И мельком бросает взор на часы: скорее бы начинали!

— А может быть, всего лишь очередное совещание по вопросам боевой работы? — говорю я, хотя сам не очень верю в такое предположение.

— Нет! — коротко отвечает Серов. — Тут что-то другое. Иначе не вызвали бы так срочно и в такое время.

Ждать приходится недолго. Вскоре нас приглашает Евгений Саввич. Он подробно рассказывает об обстановке на фронте, о соотношении авиационных сил, которое складывается явно не в пользу республиканцев. Собственно говоря, все это мы хорошо знаем. Видимо, чувствуя это, командующий неожиданно прерывает плавное течение своей речи и тяжело опускает кулак на расстеленную на столе карту.

— Вот! Вот что нужно сделать — произвести налет на их аэродром Гарапинильос. На этом аэродроме, по предварительным данным, сосредоточено более шестидесяти вражеских самолетов. Мы не можем ждать, когда они поднимутся и ударят по нашим республиканским базам. Не имеем права ждать!

«Правильно! Но почему же пригласили на совещание одних истребителей? — думаю я. — Почему здесь нет ни одного командира бомбардировочной эскадрильи? Ведь речь-то, видимо, пойдет о том, чтоб осуществить удар по вражескому аэродрому?»

— Во время последних полетов над Сарагосой и в районе ее, — продолжает Птухин, словно угадав мою мысль, — наша бомбардировочная авиация встречала большие группы истребителей противника и сплошную завесу зенитного огня. Естественно, что мы имели в этих полетах потери. Как избежать их при налете на Гарапинильос? Мы подумали, посоветовались и решили: во избежание излишних потерь провести налет на Гарапинильос без участия бомбардировщиков. Силами одних истребителей.

Серов порывается что-то сказать, взволнованно потирает руки. Мы изумлены и еще не можем осознать всю сложность, а точнее говоря, необычность задачи. Ведь еще нигде, никогда истребители не применялись для штурмовки аэродромов без взаимодействия с бомбардировщиками. У нас нет пушек, нет бомб. Одни пулеметы. Можно ли только пулеметным огнем уничтожить боевую технику, размещенную на земле, и уничтожить не один, не два самолета, а по крайней мере десяток? Иначе налет не даст желаемого результата. Но задача заманчивая, очень заманчивая.

Птухин выслушивает наше мнение. Все мы принципиально согласны с решением командования, но когда приступаем к разработке плана действий, сразу же видим, что многое для нас неясно, и волей-неволей ограничиваемся недомолвками. И нас вновь удивляет Анатолий: он выступает с глубоко и всесторонне продуманным планом, словно размышлял о предстоящей операции давно и упорно. У Серова тонкое тактическое чутье, ясное предвидение и умение заранее взвесить и рассчитать все шансы, на успех.

Птухин соглашается с планом Анатолия.

— Возьмем его за основу, — говорит он, давая свои указания, поправки к плану.

И заканчивает совещание: