От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)

- Ну что, София Львовна, расследование дела уже близится к завершению. Может, все-таки хотите дать какие-нибудь показания? Что вы делали на той квартире?

- Мне нечего сказать. Я на квартире не была, в собраниях кружка участия не принимала и уж тем более, к готовящемуся покушению никакого отношения не имела. Фамилия моя могла оказаться в списках только по одной причине: зная моего отца, участники кружка хотели пригласить меня к ним, но так и не сделали это по какой-то причине. Вот и все, что я могу сказать.

- Ох, София Львовна, вы только делаете себе хуже. Сейчас у вас последний шанс признаться во всем до процесса. Потому что сегодня вечером вы поедете в столицу на суд.

София была шокирована. В столицу, на суд. А потом куда? В Сибирь или сразу в Шлиссельбург? И как она будет писать из заключения Бирюковым, если права переписки у нее нет и вряд ли появится. Все эти мысли промелькнули в голове девушки, но она усилием воли заставила себя успокоиться – ведь волноваться нельзя, это вредно для ребенка.

- Понятно. В столицу так в столицу, - спокойно ответила София.

- Ох, не понимаете вы всей тяжести вашего положения. Процесс 1881 года помните? Процесс 17-ти? Процесс 14-ти? Не хочу вас пугать, но ничего хорошего вам не светит.

- Понятно, - все равно так же спокойно ответила София.

Тюремная карета остановилась возле дома предварительного заключения на Шпалерной. София была крайне уставшая, дорога в вагоне, который позже назовут Столыпинским, а потом в карете ее крайне измотала. Не зря беременным не рекомендуются поездки.

«Ну что, малютка, терпи», - обратилась София к своему будущему ребенку, - «Мамка тебя заранее любит. Интересно, ты родишься на свободе или где-нибудь в застенках?»

Софию отвели в одиночную камеру. Перестукиваться она не умела, да и не хотелось. Девушка без сил упала на койку.

«Надо отдохнуть до завтра, чтобы достойно выглядеть в суде», - подумала София, засыпая.

И вот Софию привели в зал суда. Но в этот раз все оказалось совсем не так, как тогда в Москве. Доказать свою невиновность девушке никак не получалось.

«Да что же это за такое, ничего же не делала, а прокурор просит 20 лет каторги», - подумала София.

Наконец, суд удалился для вынесения приговора.

- Соня, вы не волнуйтесь, подавайте кассацию, делайте упор на то, что беременная и про малолетство свое не забывайте, - попыталась успокоить девушку Юлия.

«Ага, не волнуйся, как тут не волноваться, когда вероятность вернуться в Москву стремится к нулю», - подумала София.

Наконец, был оглашен приговор:

- <…> Собольникову Софию Львовну, 17 лет, признать виновной в участии в подпольном революционном кружке и, учитывая смягчающие обстоятельства в виду ее малолетства и беременности, приговорить к пяти годам каторжных работ… <…>

«Ничего себе!» - подумала София, - «Вот так ни за что ни про что наши суды невиновных людей в Забайкалье отправляют! Да, прав был мой отец, бардак у нас в стране творится… Хорошо, что не в Шлиссельбург, оттуда точно дороги обратно нет. Да еще говорят, что решения особого присутствия правительствующего Сената обжалованию не подлежат… Ну что, значит, будем писать прошение о помиловании. Вообще, бред какой-то. Вот так, ни за что, ни про что, за чай и разговоры и в Читу на пять лет!» - не унималась София в своих мыслях уже снова в доме предварительного заключения на Шпалерной.

В тот же день София изъявила желание подать прошение о помиловании, так как кассацию на решения особого присутствия правительствующего Сената подавать было не положено. Следователь выдал девушке образец. От формулировок в этом документе Софие чуть было не стало плохо.

«Что? Я такое писать не буду! Какое еще «горькое раскаяние овладело мной»? «Понимая ошибочность этой деятельности», «совершенно утратил сознание исторических прав и обязанностей», «совесть была омрачена туманом»? «Нет для меня прощения», «не для оправдания пишу, а взываю к милости»? Я так унижаться не буду. Уж лучше в Забайкалье на 5 лет!» - пронеслось в голове девушки.

- Спасибо большое, - сказала София, - Я что-то погорячилась, ничего писать не буду.

- И сейчас раскаяться и признать вину не хочешь? – услышала она в ответ.

- Еще раз повторяю, я ни в чем не виновата. Забайкалье так Забайкалье, спасибо, что не на барже вверх по Неве до Шлиссельбурга. Ничего страшного, и вне европейской части России люди живут, там тоже Российская земля.

- Вот дура, ее на каторгу отправляют, а она радуется. Пиши прошение, потом сто раз пожалеешь, что заупрямилась.

- Не буду я ничего писать, еще раз говорю, я погорячилась, когда сказала, что хочу такое написать. Не догадывалась, что такой документ из себя представляет. Когда этап?

- Когда родишь. Еще не хватало, чтобы это произошло где-нибудь в вагоне. А ребенок в приют пойдет. Ну, или если твой опекун захочет, то может к себе забрать.

София вернулась в камеру. Мысль о том, что в Забайкалье она поедет одна, без ребенка, ее расстроила гораздо больше, чем обвинительный приговор. Уж какой нежданной эта малютка не была, но София очень ждала появления его или ее на свет.