На следующий день, 20 февраля, София все так же находилась в доме предварительного заключения на Шпалерной и смотрела в окно. Девушка сидела и думала, все ли было сделано правильно в последнее время и есть ли то, о чем она жалеет.
«Да, все было сделано правильно. Я не сделала ничего, о чем бы могла пожалеть. Все поступки были продиктованы исключительно совестью или внутренними убеждениями. А приговор – исключительно на совести суда. На это я повлиять никак не могла».
София вспомнила Ваню, родителей.
«Интересно, поддержал бы меня отец, узнав, что я делаю? Наверное, сказал бы, что зря я была неосторожна. Ну тут уже ничего не поделать, все приходит с опытом, а его у меня совсем немного. Теперь же надо просто смириться с ситуацией и жить дальше. Не только в Москве люди живут, привыкну».
Прошло три дня, на дворе 23 февраля. София сидела на койке, смотрела в решетчатое окно на заснеженные пейзажи и вспоминала своих подруг по институту, классных дам и начальницу института.
«Скажи мне кто-нибудь две недели назад, что я больше не вернусь в институт – я бы не поверила. А теперь сижу здесь как не пойми кто и жду не пойми чего».
Вдруг дверь в камеру отворилась, вошел жандарм и сказал:
- Ну что, София Львовна, радуйтесь, вам пришло помилование!
- Так я же не подавала прошения! – воскликнула София.
- Я просто передаю то, что мне сказали. Ввиду малолетства и беременности каторгу вам заменили на ссылку под надзор полиции обратно в Москву. Будете еженедельно отмечаться в участке, нарушите порядок – поедете на пять лет в Забайкалье. Так что готовьтесь к возвращению.
Жандарм вышел. София не знала, как реагировать на подобное известие.
«Нет, конечно, спорить не буду, лучше в Москву, чем по этапу. Но как я Бирюковым в глаза буду смотреть? Надо будет как-нибудь вернуться в родительский дом, разгребу помаленьку снег и буду обживать избушку», - подумала она.
25 февраля жандармы привели Софию в дом Бирюковых. Эта поездка из Петербурга в Москву была немного легче предыдущей, хотя бы потому, что девушка возвращалась не в Столыпинском вагоне, а обычном, разве что сопровождали ее два служителя закона, что привлекало к себе огромное внимание. Пассажиры косились на необычную компанию, а некоторые даже приходили специально посмотреть на это, как будто везли не обычную молодую женщину 17 лет, а какого-то невиданного зверька. Девушка долго и в красках представляла себе предстоящую встречу с опекуном и думала, что именно скажет при встрече, но так и не смогла подобрать слова, которые по ее мнению были бы уместны.
Уже в Москве жандармы вывели Софию из вагона, посадили в заранее приготовленную карету, как будто ждали важную персону, довезли до самого дома опекуна и сдали с рук на руки Георгию Сергеевичу. Бирюковы, похоже, были в курсе всех событий, поэтому ни о чем не спрашивали девушку и ничего ей не говорили, дав возможность маленько прийти в себя.
Сказать, что София была в совершенном шоке от всего происходящего – значит, ничего не сказать. Первое время девушка практически ни с кем ни о чем не разговаривала и даже не было сил плакать. Через некоторое время София все-таки смогла от души прореветься, после чего ей стало гораздо легче.
«Как мне дальше жить?» - думала София, сидя в своем уголке в мезонине, - «Нельзя сидеть на шее у Бирюковых, надо искать работу. А кто меня сейчас возьмет без образования, политически неблагонадежную и в положении? Правильно, никто. Ладно, подожду немного, если никаких идей в голову не придет, попрошу Георгия Сергеевича устроить куда-нибудь на работу»
Спустя некоторое время все-таки произошло то, чего так боялась София: Георгий Сергеевич спросил ее, что же случилось на самом деле. Девушка честно рассказала все, как было, начиная с черной кареты за окном, которую она случайно увидела, сидя в классе и недоумевала, за кем она приехала, и заканчивая приездом в Москву.
- Соня, самое главное, ты не волнуйся, - сказал ей Георгий Сергеевич, - Все будет хорошо. Постарайся забыть все, что произошло. В мае спокойно родишь ребенка, а ближе к осени съездим в какую-нибудь школу, наверное, в селе, подальше отсюда, я договорюсь, чтобы у тебя приняли экзамены и выдали документ об образовании. А потом устроишься работать учительницей, или кем ты там хотела быть, я уж не помню.
Можно сказать, что у Софии с плеч упала гора. Она долго благодарила своего опекуна, а потом поняла, что можно быть спокойной, все обязательно будет хорошо.
Однако все было не так, как думала София. Буквально к вечеру этого же дня из института в дом Бирюковых приехала одна из пепиньерок и просила передать слова начальницы института о том, что в институт уже приезжала полиция, настойчиво попросила принять девушку для учебы обратно, чтобы она не поддалась тлетворному влиянию в гимназии или вечерней школе, поэтому, если опекун не слишком против, то он может привозить свою подопечную обратно на учебу.
Однако Георгий Сергеевич знал, что София в положении, поэтому решил поехать с девушкой в институт вместе, чтобы переговорить с начальницей.