От марксизма к идеализму

В связи с этим обсуждением проблемы теодицеи нам хочется подчеркнуть неотъемлемое свойство всякого учения, пытающегося найти смысл в бессмысленности мирового зла и гармонию в мировой дисгармонии, это его эсхатологический характер. Всякая теодицея переходит необходимо в открытую или прикровенную эсхатологию, и в этом сходятся все философские и религиозные учения, сколь бы различны по содержанию ни были их эсхатологии. Для каждого ясен, например, эсхатологический характер современного позитивного и атеистического учения о прогрессе, мечтающего о земном рае. Эсхатология не чужда даже философам пессимизма Гартману и Шопенгауэру, хотя идеал их не положительный, а отрицательный — покой небытия, Нирвана буддистов. В наше время господства рассудочного мышления принято стыдиться откровенной эсхатологии, мысль о которой считается «ненаучной»; это не мешает, однако, эсхатологии проникать в самые якобы научные построения, пример чему мы имеем в упомянутой теории прогресса. Это служит лучшим доказательством того, что эсхатологическая проблема не устранима из человеческого сознания, и поэтому лучше сознательно и откровенно сделать её предметом философского обсуждения, нежели трусливо замалчивать, чтобы затем вводить эсхатологические учения контрабандой и тайком. Можно без всяких ограничений выставить следующее положение: подобно тому, как каждый сознательный человек имеет свою философию (какова бы она ни была) и свою религию, так же точно каждый человек имеет и свою эсхатологию, живет не настоящим только, а будущим и для будущего, от которого он ждет осуществления своих лучших надежд. Самое ужасное для человека потерять веру в будущее.

Мы сказали уже, что в эсхатологию гонит нас проблема теодицеи, потребность найти в этом лежащем во зле мире, а, следовательно, — что для нас здесь всего важнее, — в нашей собственной жизни разумный смысл, оправдать добро, которому мы служим. В существующем мире присутствие зла является отрицанием и оскорблением этого добра. Поэтому одно из двух: или добро есть субъективное порождение человеческого мозга и бессильно в мире, неспособно к победе над злом, к изгнанию зла из мира, или же добро есть объективное и мощное начало, дающее начало и миру, и человеку и некогда имеющее уничтожить зло. В проблеме теодицеи противопоставляются всеблагой и всемогущий Бог и дурной несовершенный мир, и на выбор каждого отдельного человека предоставляется поверить в Бога или добро, или же в силу злого и немощного мира. Этой дилеммой не мучается, её не чувствует лишь тот, кто как нельзя более доволен этим миром (хотя в нем есть одно для всех и особенно для довольных людей неприятное обстоятельство, это смерть).

Эсхатологическое разрешение проблемы теодицеи содержит прежде всего ту мысль, что сам в себе мир и зло в нем не может быть оправдано, не может найти в себе права на существование пред лицом всесильного Добра или Бога и даже пред лицом человека, способного к нравственному суждению. Какой смысл можно приписать объективному злу и страданию, которое, как мы знаем, по самому своему существу есть бессмыслица? или какое право на существование имеет пред лицом Добра нравственное зло, сверх–человечество Навуходоносора или предательство Иуды? Ведь поставить эти вопросы — значит уже ответить на них отрицательно. Итак, мир и зло в нем, если добро не есть лишь наше субъективное представление и потому иллюзия, не могут рассматриваться как самоцель, а лишь как средство, ведущее к вне–мировой и сверх–мировой цели — осуществлению добра. Средство не имеет самостоятельного значения, а определяется и оправдывается целью. Мы знаем уже, что в теодицее Соловьёва мир есть скорбное средство к цели сознательного и свободного соединения с Божеством; это сознательное и, так сказать, опосредствованное соединение возможно только для нравственно–свободных существ, имеющих возможность выбора и реально испытавших добро и зло; этим даются общие основания мирового процесса, понятного для нас в своей идее, но непонятного в подробностях своего осуществления, из которых и составляется наша индивидуальная жизнь.

Зло, в котором лежит мир, имеет двоякий характер: зла субъективного или нравственного (греха или порока), и зла объективного или страдания (причиняемого как враждебными стихиями мира, так и человеческой глупостью и злобой). Нравственная эсхатология необходимо включает в себя поэтому два вопроса: о победе добра субъективного и объективного. В первом случае дело идет, очевидно, о человеческой совести, как единственной арене, где добро и зло встречаются в открытом и сознательном бою. Победа добра здесь может выразиться в субъективном его признании: положительным образом — в сознательном ему служении, или отрицательным образом — в муках совести в случае измены добру. Последний путь есть путь нравственного возрождения.