От марксизма к идеализму

Но есть ещё одна черта, делающая её значение совершенно исключительным для современного атеистического общества, это её отношение к христианской религии. Мы видим, что философия Соловьёва органически сливается с христианской метафизикой, является как бы критическим введением в богословие, осуществляя на деле идеал «свободной теософии». Эту неразрывную связь сам Соловьёв считал наиболее существенной особенностью своего миросозерцания, так что однажды прямо заявил, что своего учения не имеет и считает себя верным сторонником христианского учения. Можно вообще различно понимать отношение философии и религии: считать их совершенно независимыми, безотносительными областями, следовательно, совершенно отделять философию от религии или же видеть в философии свободное исследование содержания религиозного сознания; с этой точки зрения всякая философия необходимо обосновывает своё богословие [180]. Это составляет, по нашему мнению, её главную задачу, её жизненный нерв, между тем как в первом случае философия или нерешительно останавливается на полдороге или же превращается в jeu d’esprit, не имеющую серьезного значения. Те или иные выводы религиозного характера, вообще определенное отношение к религии не является поэтому чем–то случайным для философии, делом для неё посторонним, — такое мнение есть пустой и вредный предрассудок, имеющий основание лишь в индифферентизме, — а делом необходимым, жизненным и важным. Связь эта очевидна даже в тех случаях, когда философия даёт основания для атеизма, представляющего собою определенное, хотя и отрицательное вероисповедание; тем в большей степени она должна существовать относительно положительных религиозных и философских учений. Перемена философского миросозерцания необходимо сопровождается переменой и религиозного [181]. Все великие философы нового времени оказывали могущественное влияние на богословскую мысль, особенно глубоко здесь было влияние Канта, которого Паульсен не без основания характеризует «als Philosoph des Protestantismus» (в сборнике Philosophia militans).

Поэтому связь философии с религией у Соловьёва не есть недоразумение или слабость философа, отдавшего философию на службу богословию, а есть, напротив, признак её законченности, внутренней зрелости, серьезности её замысла. «Проклят всяк творяй дело Господне с небрежением», — любил повторять Соловьёв, и разве не явилось бы чудовищным небрежением со стороны философа не определить своего отношения к религии, не довести свою систему до определенных религиозных выводов! Проповедь истинного христианства должна совершаться не только в форме мощного этического призыва и личного примера, но и во всеоружии философии и науки, и эту последнюю задачу и стремиться выполнять своей философской деятельностью Соловьёв.

Если с метафизикой христианства совпадает главное содержание теоретической философии Соловьёва, то христианская мораль служит руководящим началом его публицистической деятельности. Он старался освещать им все вопросы общественной жизни, и если при этом можно встретить иногда отдельные ошибки частного свойства, то никогда вы не встретите не только измены этим принципам, но даже какой бы то ни было теоретической сделки с враждебной действительностью или уступки ей. Не может быть публициста более кристальной честности и строгой принципиальности нежели Соловьёв, и, если принять во внимание, что эти руководящие принципы являются у него последним выводом теоретической философии, то нужно ещё к сказанному прибавить, что миросозерцание Соловьёва — независимо от своей правильности или неправильности — отличается замечательной цельностью, причем эта цельность является результатом не насильственной простоты его, а внутренней полноты, основанной на победоносной «критике отвлеченных начал» и их сознательном синтезе.

Соловьёв верно и высоко нёс своё знамя, хотя это требовало истинного героизма, и отважный крестоносец не находил себе полного сочувствия и понимания ни в одном из двух станов, на которые история расколола русскую жизнь. Трагический ореол вынужденного одиночества, неизбежный удел всякого человека, опережающего своё время, озаряет эту рано поседевшую голову.

Соловьёву всю жизнь пришлось вести борьбу на два фронта: обличать противохристианство тех, которые имеют имя Христа на устах и распинают Его своей жизнью, и тех, которые Ему служат делом, но мыслью Его отрицаются [182]. Это основное недоразумение русской жизни может быть вполне устранено только великими историческими событиями, которые радикально изменят условия не только религиозной, но и общественной жизни народа, но ранее оно должно быть сознано как таковое. Это–то понимание, являющееся вместе с тем идеальным предварением будущего, с наибольшей ясностью мы находим у Соловьёва.