От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в.

Ряд авторов полностью оправдывает действия Арголла и администрации Вирджинии. В частности, Ч.М. Эндрюс пишет, что они «были справедливы с точки зрения этики того времени и практики, принятой среди колониальных держав». С точки зрения американского историка, задача вирджинцев состояла в том, чтобы не допустить продвижения французов на территорию, пожалованную Вирджинской компании, и избавиться от всякого неприятельского присутствия поблизости. По мнению Эндрюса, «в результате его [Арголла. — Ю. А.]действий английские поселения в Америке были избавлены от французской угрозы более чем на полвека. После 1616 г. Вирджиния была в безопасности от агрессии со стороны как Испании, так и Франции». [361]

Эндрюс прав в том смысле, что действительно после этого в течение долгого времени Вирджиния не участвовала в межколониальных конфликтах. Однако с остальными его утверждениями нельзя полностью согласиться в силу ряда обстоятельств.

Во-первых, хотя еще с конца XVI в. побережье Мэна посещалось английскими моряками, никаких поселений англичанами там создано не было. В 1607 г. Плимутской Вирджинской компанией была предпринята попытка основать колонию в устье реки Сагадахок (колония Пофэма); однако уже в 1608 г. ее поселенцы вернулись назад. Таким образом, пользуясь излюбленным оборотом составителей английских колониальных хартий, можно сказать, что ни в каком «реальном владении» со стороны англичан эти территории не находились.

Во-вторых, можно отметить еще один любопытный момент. В конце 1600-х — начале 1610-х годов английские рыбаки и торговцы продолжали появляться у берегов Мэна. В 1611 г. два английских корабля напали на французское судно капитана Плястрие. Возмущенный этим инцидентом Бьенкур отправился к устью Сагадахока, полагая, что он там встретит англичан и заявит им официальный протест (Бьенкур не являлся губернатором, но имел звание «вице-адмирала Западного моря и его берегов», что давало ему право выступать в качестве представителя французских властей). Однако он обнаружил лишь покинутый форт. 28 октября 1611 г. неподалеку от него на берегу реки Бьенкур установил крест с геральдическими лилиями в знак подтверждения французских прав на эти земли. [362]

В-третьих, действия Арголла были небезупречны даже с точки зрения английских законов. Подчеркнем еще раз, что в тот момент Лондон и Париж не воевали друг с другом. Золотые времена елизаветинских «морских псов» миновали, и принцип «никакого мира за линией» начинал отходить в прошлое. Нападение на подданных дружественной державы в мирное время могло быть расценено как пиратство. Не случайно вышеупомянутый капитан Тёрнелл, который вел захваченный французский корабль в Англию, всерьез опасался, что его могут обвинить в пиратстве его же соотечественники. [363]Этого не произошло в значительной степени из-за слабости французских протестов.

В-четвертых, ни Франция, ни тем более жители ее колоний не имели никаких агрессивных намерений в отношении Вирджинии, которых следовало бы опасаться.

Поэтому, оценивая это событие, с которого собственно и начинается полоса англо-французских конфликтов в Северной Америке, мы можем отметить следующее. Конфликт произошел в районе, где пересекались направления английской и французской колониальной экспансии, и был вызван стремлением английских колонистов закрепить за собой как можно большую территорию в Северной Америке. Реакция обеих метрополий на это событие была весьма слабой. Однако Лондон в целом одобрил действия своих поселенцев, тогда как в Париже не приняли никаких практических мер для защиты французских интересов в Северной Америке. Даже протест по поводу нападения на подданных французской короны в мирное время был заявлен не по инициативе властей, а по инициативе маркизы де Гершевиль. Однако это было обусловлено вовсе не тем, что, как выразился британский историк XIX в. Дж. Дойл, «Франция была не в состоянии отомстить за зло, причиненное ее колонистам». [364]Сил и средств у Парижа было вполне достаточно. Просто погрязшему в интригах двору Марии Медичи была в общем безразлична судьба крошечной французской миссии в далекой стране, которая с его точки зрения явно не стоила того, чтобы из-за нее осложнять отношения с Англией.

По поводу всей истории с рейдами Арголла против Акадии Ф.-К. Гарно писал: «Это бедствие имело гибельные последствия и для отдаленной и слабой колонии Французской бухты [залива Фанди, т.е. Акадии. — Ю. А.],и для всего королевства. Интриги и насилие, которые при Марии Медичи и ее министре Кончини пришли на смену примирительной политике покойного короля, докатились даже до бедных хижин Пор-Руайяля и вторично разрушили их». [365]Можно понять чувства патриарха франко-канадской национальной историографии, однако нам следует отметить еще один момент. Позиция, занятая правительством Марии Медичи, напрямую вытекала из Доктрины двух сфер, которой оно руководствовалось.