От милиционеров к ментам

И так мы с ним беседовали часа два. И я все пытался понять, нормальный он или нет: вроде бы ведет себя спокойно, не нервничает, не кричит, никакой идеи навязчивой не высказывает. Нормальный, решаю я. Допросил я его подробно, разъяснил, что так делать нельзя, если уж он хочет писать, то нужно это делать без оскорблений, а вообще-то лучше вообще прекратить такую переписку, – и отпустил. Затем я допросил всех его старых и новых соседей – никто ничего странного за ним не замечал. Только новые соседи отметили, что по ночам он все стучит на пишущей машинке, подумали, что шпион какой-то, раз все записывает. Заверил я их, что Иванов не шпион и доверять ему государственные тайны вполне можно. Проверил его еще по медицине: на учете нигде не состоял. Назначил я тогда для полной очистки совести судебно-психиатрическую экспертизу, проверили его врачи и дали заключение, что психически здоров,

никаких отклонений нет. Да и так мне было ясно, что человек абсолютно в здравом уме.

И тут меня вновь вызывает Шишлов А.М. и передает новую пачку жалоб Иванова. Тон их не изменился, содержание осталось то же… Спрашивает меня Шилов – мол, что делать будем? Руководство уж очень недовольно, что мы с клеветником никак справиться не можем. Я отвечаю, что есть только один способ проверить как следует его психическое состояние – это поместить его на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу. Там он будет под постоянным наблюдением и тогда можно будет точно определить, нормальный Иванов или нет.

Подумал Анатолий Митрофанович и согласился. «Выноси постановление, – говорит, – я подпишу». Тогда поместить на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу можно было только с санкции прокурора.

Написал я постановление, утвердил его у прокурора и послал наряд милиции за Ивановым И.И. Прошло недели две, и мне звонят оттуда: «Можете приезжать и забирать своего подопечного вместе с заключением экспертизы». Удивился я, что так быстро провели – обычно не меньше месяца держат. Приехал я на экспертизу, зашел к врачу и спрашиваю: «Как Иванов?». «Нормальный», – отвечает врач. «Так ведь пишет черт знает, что», – говорю я. «Не будет больше писать», – отвечает врач.

Привез я его к себе в отдел, зашли поговорить. Спрашиваю его: «Ну как дела?». «Хорошо», – отвечает Иванов. «Писать жалобы еще будете?» – спрашиваю я. «Нет, – отвечает Иванов, – я все понял».

Отпустил я его, и действительно – ни одной жалобы Иванов больше не написал. Видно, уж больно убедительно выглядели пациенты стационарной судебно-психиатрической экспертизы.

А уголовное дело я потом прекратил, так как Иванов потерял свою общественную опасность.

Форточник

   В тот период времени я работал инспектором уголовного розыска 1 отделения милиции Октябрьского района Ленинграда, шел 1974 год. Основным показателем работы уголовного розыска тогда, как, впрочем, и сейчас, была раскрываемость преступлений, раскрываемость подавай – и точка. Только в то время, в отличие от нынешнего, раскрываемость преступлений обязана была быть 99.9%. А понятно, что единственный способ достичь таких результатов – это сокрытие совершенных преступлений, другого метода не дано. Но все же и скрыть можно далеко не все: скажем, серийные преступления, например, квартирные кражи, совершенные одним способом, или хищение с причинением значительного ущерба. Сокрытие таких происшествий, вполне может обернуться привлечением к уголовной ответственности уже милицейских руководителей.

   Поэтому, когда осенью 1974 года начались еженедельные квартирные кражи через форточки на территории нашего района, стало совершенно не до  шуток. Была создана оперативно-следственная группа, весь район встал на "уши", все опера сбились с ног, рыская по району. Они проверили весь подучетный элемент, всех ранее судимых за аналогичные преступления – особенно тех, кто только что освободился из мест лишения свободы. Подключили всех своих «барабанов» – то есть тех, кто предоставляет оперативную информацию – а результатов по-прежнему никаких. Обратили мы внимание, что все кражи совершаются только на территории 1 отделения милиции, все проникновения в квартиру происходят через форточку на первом этаже. Если же кража, что несколько раз имело место, была совершена на втором этаже, то в этом случае, обязательно имелся подход к окну. Мы прикинули, что, судя по размерам форточки, преступник был небольшого роста и худенький… Кражи совершались регулярно, повторю, раз в неделю, и стало их быстро, порядка четырнадцати – что для района полнейший завал. Руководство рвало и метало, мы были все в трансе, никакой информации для раскрытия, что удивительно: вещи ведь грабителям куда-то надо было сбывать!

   Опять мы все вместе проанализировали все совершенные кражи и тут обратили внимание, что похищенные предметы носят своеобразный характер: например, в квартире есть очень дорогая шуба, а похищают приемник или магнитофон, крадут конфеты и всякие безделушки, которые могут привлечь внимание разве что подростков.