От мира сего

— Нет, я его просто вычислила, — и уверена, что безошибочно, — парировала Зоя Ярославна. — Вы еще убедитесь в моей правоте, на суде, когда станут судить Ткаченко, а нас с вами — и уж Вареникова наверняка — привлекут в качестве свидетелей, многое выяснится, ох как многое о нашем высоком друге…

Она хотела еще что-то добавить, но в эту самую минуту в кабинет вошла Клавдия Петровна.

— Все в порядке, — сказала. — Наши больные уже снова в двухместке.

— Кто? — спросила Зоя Ярославна. — И Долматова, и Елизавета Карповна?

— Обе, — торжественно провозгласила Клавдия Петровна. — Друг возле дружечки…

— Елизавета Карповна — это, кажется, учительница? — спросил Вершилов. — Как она? Я ее еще не видел после приезда.

— Представьте, намного лучше, — сказала Зоя Ярославна.

— Да, — подтвердила Клавдия Петровна. — И не сравнить, как было. Видно, помог этот самый венгерский препарат чудодейственный…

— Хорошо бы, — сказал Вершилов. — А я, видно, не сумел разобраться по-настоящему в защитных силах организма.

— К слову, я тоже, — добавила Зоя Ярославна. — Надо сказать, что мы, медики, явно недооцениваем эти самые защитные силы.

— Человеческий организм невозможно вычислить или предугадать, — заметил Вершилов.

— Еще как невозможно, — согласилась Клавдия Петровна. — Иной раз, честное слово, сама удивляешься: кажется, все кончено, уже полное фиаско во всем, ничего восстановить нельзя — и вдруг совершенно неожиданно просто феерическое возрождение, на диво всем!

Зоя Ярославна едва заметно подмигнула Вершилову: оба знали невинную страсть старшей сестры пересыпать свою речь изысканно звучащими словами.

— Значит, Елизавете Карповне лучше? — переспросил Вершилов.

— Намного лучше, — подтвердила Зоя Ярославна. — Она окрепла, повеселела, появился аппетит…

Вершилов улыбнулся.

— Я вспомнил, профессор Мостославский говорил в таких же точно случаях, когда, казалось бы, безнадежный больной оживал: «Валенки с заплатками иной раз служат дольше новых…»

Снова зазвонил телефон. Вершилов снял трубку.

— Я не договорил тебе давеча, — раздался голос Вареникова. — Я хотел бы сказать, что я очень рад, что тебе плохо. Даже очень плохо.

— Чем же? — спросил Вершилов, закрыв мембрану рукой, впрочем, ни Зоя Ярославна, ни Клавдия Петровна не прислушивались к разговору.

— Чем тебе плохо? — В голосе Вареникова зримо ощущалась улыбка. — Хотя бы тем, что с женой не повезло, думаешь, никому не известно? Все знают, что вкус у тебя здорово подгулял, супруга твоя, что называется, хуже не придумаешь…

— Ну, еще что скажешь? — спросил Вершилов, с досадой ощутив, как сильно и гулко забилось сердце, все-таки сумел его уколоть старый друг, да, именно друг.

— И доченьки тоже не сахар, — продолжал Вареников. — И это тоже все знают, и я очень рад, скажу по совести, очень, очень рад…

Вершилов не дослушал, положил трубку.

— Кто это? — спросила Зоя Ярославна. — Опять главный теребит?

Главврач имел особенность вызывать к себе чересчур часто заведующих отделением, особенно тогда, когда они возвращались из каких-либо командировок.

— Нет, это не главный, — ответил Вершилов и поднялся из-за стола. — А вообще-то спасибо, вы мне напомнили, я еще час тому назад обещал зайти к нему…

Зоя Ярославна взяла со стола синий фломастер, покрутила между пальцами.

— Воображаю, какой ор начнется, когда он узнает о Вареникове и о Ткаченко, что-то будет…

— И поделом нам всем, — серьезно сказал Вершилов. — Раз не сумели сами во всем как следует разобраться, значит, правильно, если нам попадет.

— Разумеется, на всем отделении теперь темное пятно, — с горечью сказала Клавдия Петровна. — И не отмыться от него, не отчиститься.

— Ну уж, ну уж, — остановила ее Зоя Ярославна, глядя на сумрачное лицо Вершилова. — Все проходит в конечном счете, и это тоже пройдет, смоется темное пятно, как не смыться?

— Да, конечно, все пройдет, — повторила вслед за нею догадливая Клавдия Петровна. — И это, в сущности, наиболее оптимальное резюме жизни, вы не находите?

— Нахожу, — без улыбки согласилась с нею Зоя Ярославна. — Как же не найти? Само собой, именно так.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Перед тем как уйти домой, Зоя Ярославна зашла в ординаторскую за своей сумкой.

Навстречу ей встал со стула доктор Самсонов, бросил на ходу:

— Тут вам два раза уже звонили, я сказал, чтобы позвонили еще.

— Кто? — спросила Зоя Ярославна.

— Не знаю, какой-то такой. — Самсонов пожал плечами. — Вроде бы прерывающийся голос.

— Прерывающийся? — переспросила Зоя Ярославна, но Самсонов уже закрыл за собой дверь.

Прерывающийся, — значит, заикающийся. Стало быть, не кто иной, как Владик. Неужели? Нет, не может быть! А почему не может быть? Разве они расстались врагами? А может быть, у него опять все переменилось, с женой нелады, разве не бывает так? И он снова, снова стремится к ней, потому что она — это надежный, верный друг, его всегдашняя опора, та, кто никогда не изменит, никогда не подведет, не обманет…

Она так задумалась, что не расслышала звонка. Однако тут же бросилась к телефону, сняла трубку.

Несколько мгновений было молчание.