От мира сего

— Куда? — спросил Владик, как и всегда, охотно подчинявшийся ее желаниям, но сам никогда ничего не предлагавший.

— Прежде всего, скажем, на Ярославский вокзал, сядем в электричку, слезем где захочется, пройдем по лесу, подышим апрельским воздухом.

Так и сделали. И все шло словно по щучьему веленью: быстро добрались на метро до вокзала, электричка, как нарочно, будто ждала их, только сели — и сразу в путь, в вагоне было мало народа и мест сколько угодно. И поезд ехал до Загорска с несколькими остановками.

Они слезли на станции Зеленоградская. Почему именно на этой станции? Нипочему. Понравилось название.

— Звучит словно из детской книжки, — сказала Зоя Ярославна. — Ты не находишь?

Он удивленно приподнял брови.

— Из детской книжки? Не нахожу. А ты, в общем, фантазерка.

— Только сейчас заметил?

— Да нет, не только сейчас, — сказал он и взял ее руку в свою.

Они шли по лесным дорожкам, было еще сыро, пахло прошлогодними листьями, мхом, влажной хвоей. Зоя Ярославна шла впереди, выбирая места посуше, Владик за нею; так уж получалось в их жизни: все самое трудное, неудобное она охотно взваливала на себя, и он, не споря, принимал это как должное.

Порой она оборачивалась, предупреждала:

— Здесь скользко, осторожней…

Порой протягивала руку:

— Давай обойди яму, не ровен час, упадешь…

Он покорно держал ее руку своей некрепкой ладонью.

Временами он казался ей не старше сына. Сама себе она признавалась:

«Я к нему отношусь по-матерински».

И тут же возражала себе:

«Женщины часто, почти всегда относятся к мужчинам именно по-матерински».

А может быть, так получилось потому, что он был намного моложе?

Ей хотелось иногда, чтобы он был старше, уверенней, сильнее, чем она, чтобы можно было не ему к ней, а ей к нему прислониться, ощутить силу, опору, надежное плечо друга, а не быть самой для него опорой…

Они вышли на пригорок, внизу проходили поездные пути, блестели на солнце телеграфные провода, щедро обсыпанные птицами; где-то, далеко-далеко, словно на другом конце земли, послышался шум приближающегося поезда.

— Как думаешь, это электричка или поезд дальнего следования? — почему-то шепотом спросила Зоя Ярославна.

Владик удивился:

— Чего это ты шептать вздумала? Боишься, что кто-нибудь услышит?

— А как же? Вон видишь, возле березы стоит дрозд, он с нас глаз не спускает, старый доносчик, он слушает каждое наше слово, а потом разнесет по всему лесу все то, что мы говорили…

Владик несколько мгновений молча глядел на нее, покрутил пальцем возле виска. Снова повторил:

— Фантазерка…

Между тем внизу, под ними, пронесся поезд. Сверкали окна, целая цепочка окон.

— Знаешь, куда он едет? — по-прежнему шепотом спросила Зоя Ярославна.

— Кто — он?

— Поезд. Он едет в Патагонию, в страну, где вечное лето, цветут пальмы, летают пестрые попугаи колибри.

Он опять глянул на нее. И она тоже не отводила от него взгляд.

Русые прямые волосы, брови, раз и навсегда выгоревшие, толстые губы, нижняя губа как бы покусана пчелами, и такие простодушные, такие доверчивые, открытые глаза, не то голубые, не то зеленые, скорее зеленовато-серые…

И вдруг показалось: вовсе они не такие простодушные, открытые, его глаза.

Спросила уже громко, не понижая голос:

— Так как, поедем в Патагонию?

Он сказал, глянув на часы:

— По-моему, надо бы обратно, домой…

Тогда, ночью, он давно уже ушел, уехал к себе, она проснулась, словно кто-то позвал ее, словно кто-то стукнул негромко в дверь, она мгновенно подняла голову с подушки.

В окне сияла луна, апрельская, тоненькая, полузакрытая ночными облаками, шелестели внизу растущие вдоль мостовой еще голые деревья, прошумела и затихла вдали невесть откуда взявшаяся машина.

Опять все тихо-тихо, только деревья шелестят обнаженными ветвями.

Зоя Ярославна привстала на постели, глядя в окно, на луну, на неспокойные, сменявшие друг друга облака, внезапно ощутила себя такой одинокой, неприкаянной, никому не нужной…

Почему? Она и сама не могла бы ответить, но было так одиноко, так бесконечно холодно, неприютно на сердце, что она уткнулась лицом в подушку и заплакала, все глубже зарываясь в подушку, охватив зябнущие плечи обеими руками.