Около 20 декабря напряжение, вызванное непрерывными атаками на всем протяжении фронта, начало сказываться на штабе 1-й армии, и его внезапный уход за день до этого из хорошо устроенных и комфортабельных помещений в Спа не способствовал укреплению морального состояния. Прибытие в Шофонтэн фельдмаршала Монтгомери, преисполненного самоуверенности и несущего с собой ореол своей известности, было чрезвычайно успокаивающим, как утверждают те, кто при этом присутствовал. Собственный комментарий Монтгомери в его последующем донесении начальнику имперского генштаба: «Они, казалось, были в восторге от того, что кто-то может отдавать им приказы…», вероятно, недалек от истины.
Но, учитывая неожиданность и силу немецких атак на самом слабом своем участке, 1-я армия хорошо проявила себя в этом критическом положении, и нет сомнения в том, что Монтгомери со своей стороны был весьма доволен тем, что положение было далеко не таким плохим, как он думал.
На крайнем левом крыле атакуемого фронта оборону позиций Моншау — Хёфен держала свежая пехотная дивизия — 9-я; 2-я и 99-я пехотные дивизии, удерживавшие гребень Элзенборн против 6-й танковой армии СС, были вовремя усилены 1-й пехотной дивизией. Поэтому очень важный северный выступ был в надежном положении. Участок от Веймса к Ставелоту удерживался 30-й пехотной дивизией, которая, сковав 3-ю воздушно-десантную дивизию Дитриха, также атаковала с фронта и тыла боевую группу Пейпера. 3-я бронетанковая и 82-я воздушно-десантная дивизии атаковали Пейпера частью своих сил, в то время как остальная часть вместе с 84-й дивизией протянули оборонительный заслон 1-й армии на всем пути к Маршу. И в конце концов был восстановлен контакт со смешанными силами танков, пехоты и артиллерии, удерживающихся в Сен-Вите.
В своем отчете о сражении генерал Мантейфель описывал обстановку как «серию изолированных действий» и приписывал Монтгомери расширение оборонительного фронта от Ставелота до Марша. Такое суждение несправедливо по отношению к распоряжениям по 1-й армии, которые были приняты еще до 20 декабря. Отдельные действия, неизбежно вытекавшие из немецких атак, были объединены на севере в стройную линию обороны — Моншау — Бутгенбах — Мальмеди; в центре наступление противника постоянно сдерживалось; на правом фланге был создан заслон и отданы приказы о двух контратаках.
1-ю армию обоснованно критиковали за то, что ее первые ответные меры были слабыми, терялось ценное время; коммуникации были разрушены и быстро не восстановлены; в своей оценке намерений немцев слишком долго считали, что главной их целью является город Льеж. В тактическом отношении контратаки были назначены слишком рано, некоторые передовые позиции удерживались без достаточных военных оснований, и не делалось попыток создать резервы.
Монтгомери был уверен, что танковые армии направятся к переправе через Маас южнее Льежа, для того чтобы выйти на слабо пересеченную местность и пройти на большой скорости к Антверпену. Он уже предпринял некоторые шаги, чтобы воспрепятствовать этому продвижению, и теперь хотел усилить восточно-западную линию обороны 1-й армии, позволяя немецким танкам пройти на юго-запад; это удлиняло их коммуникации без какого-либо компенсационного преимущества. Тем временем Монтгомери создавал мощный резерв на их фланге, для того чтобы уничтожить их в нужный момент.
Одно из высказываний на пресс-конференции, возмутившее американских генералов на другой половине поля сражения, заключалось в следующем: «Сражение было крайне интересным: думаю, вероятно, одним из самых интересных и искусных, которые я когда-либо вел. Это сражение имеет некоторое сходство с тем, которое началось 31 августа 1942 года, когда Роммеля “выпроваживала” 8-я армия».
Упомянутое им сражение было под Алам Хальфа, когда Африканскому корпусу дали пройти вперед на несколько миль между двумя сильными английскими позициями и, как Монтгомери описывает это в своих мемуарах, «были даны строжайшие приказы не выпускать танки против армии Роммеля; им нельзя было двигаться; неприятелю дали возможность ударить по ним и понести тяжелые потери». Это действительно произошло так, и главные танковые силы немцев, зажатые в перекрестном огне скрытых в блиндаже орудий и невидимых танков, были близки к полному уничтожению. Но, к изумлению Роммеля, Монтгомери позволил им уйти, не сделав попытки преследовать их. Здесь не место вдаваться в обсуждение причин, побудивших Монтгомери принять такое решение, но значение Алам Хальфа для Арденн заключалось в том, что оно дало германскому Верховному командованию[119]
ключ к разгадке намерений Монтгомери, ибо он планировал использовать вновь ту же тактику.