От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны

Публике были нужны в то время фанфары, которые поднимали настроение, и заключительный рейд Паттона был подхвачен газетами и всячески разрекламирован. Брэдли был очень рассержен. Он говорил, что Паттон больше заинтересован в крупных заголовках, чем в использовании своей головы для разработки тактики. Он писал после войны: «Джорджа стимулировали крупные заголовки. Чем чернее они были, тем безрассуднее он сражался».

Генералу Паттону очень крупно повезло в том, что его начальство так хорошо его понимало, знало и его бесспорные достоинства, и слабые места.

Ни один другой генерал не отважился бы пройти так быстро и так неосторожно через Францию, как это сделал он, но ему исключительно везло в необычных обстоятельствах, ибо в какой-либо прежний момент войны или на каком-либо другом участке фронта в то время он, вероятно, потерял бы армию. Но Джордж Паттон, с хлесткой речью и презрением к осторожности, был «неклейменым теленком», животным, которое всегда вызывало восхищение у американской публики. Солдаты, которых он так беспощадно гнал, возможно, и ворчали немного, но им доставляло удовольствие считаться «парнями Паттона».

Каждый рассказывал истории о нем, и если Эйзенхауэр жаловался, что Джорджи Паттон прибавил ему больше седых волос, чем немцы, а Брэдли он не раз приводил в ярость, они тем не менее относились к нему с большой любовью. Он был словно бельмо на глазу. Сорвиголова, он всегда кого-нибудь обижал, но всегда выходил сухим из воды и дело делалось; каждый, кто сам не был под обстрелом на линии фронта, думал, что шумная манера действий Паттона — это та, с помощью которой выигрывают войны.

В Арденнах, как мы видели, тактический контроль на южном фасе сражения осуществлял Паттон, который начал дело с шумным успехом. Его боевой подвиг, выразившийся в том, что он вывел большую часть своей армии из боя на одном участке и в течение четырех дней повернул ее на 90 градусов для атаки на другом участке, вполне заслуживает похвалу Брэдли: «Это один из самых удивительных подвигов полководческого искусства в ходе нашей кампании на Западе». Но после этого драматического начала 3-я армия разочаровала своим медленным продвижением.

Три дивизии, поддерживаемые большим числом орудий и авиацией, атаковали меньшие по численности и хуже вооруженные немецкие части, удерживающие безнадежно растянутую линию. Эти дивизии неоднократно были остановлены, потратив пять дней на то, чтобы западная колонна достигла Бастони, другую неделю — чтобы отогнать немцев с южного периметра, а позже — еще две недели, чтобы добраться до Уффализа.

Но Паттон, как и Монтгомери, не мог осуществить тот тип сражения, который ему нравился: вместо сокрушительной атаки, сосредоточенной на узком участке фронта с целью срезать основание клина, он должен был попытаться пройти 35 миль, в том числе 20 миль по местности, которая, казалось, состояла из цепи природных оборонительных полос. Его атакующие силы были измотаны стойкостью, неуловимой обороной 7-й армии еще до прибытия туда, где 5-я танковая армия обладала большой силой и становилась еще сильнее, так как оттягивала свои дивизии с позиций и получила еще несколько дивизий от 6-й танковой армии СС. Паттон поздно получил подкрепление и ввел его в дело слишком быстро, с теми результатами, которые мы видели. Своей полной и окончательной победой 3-я армия обязана в большой степени тому, что немцы отошли за «линию Зигфрида», когда началось наступление русских.

Кроме скорости, с которой он передвигался в этом сражении, генерал Паттон ничего не добавил в Арденнах к своей славе. В своих мемуарах он откровенно признает ряд ошибок, но не то, что в своем стремлении изобличить Монтгомери в медлительности он бросил две свежие дивизии в бой, не произведя должной разведки, или то, что, начав слишком рано контрнаступление в районе Бастони, он спровоцировал ряд отдельных действий раньше сражения, предусмотренного генеральным планом. А его ночное продвижение на 10 миль с риском для жизни со сравнительно небольшой оперативной группой по местности, на которой у противника были сильные позиции, для того чтобы иметь возможность провозгласить, что 3-я армия достигла Уффализа в одно время с 1-й армией, определялось отнюдь не военными соображениями, а лишь соображениями престижа.